Тушеная свинина

Она не знала, почему решила не говорить, что она художница и сама написала эту картину. Во всяком случае, это не была та вещь, которой она особенно гордилась. Никто раньше не хвалил эту картину – она повесила ее всего два дня назад, чтобы заменить ту, которую Чэнь Хан купил в художественной галерее на Рю-дю-Бак в Париже.

На ее полотне была изображена гнедая лошадь на берегу моря, смотрящая на что-то, находящееся за рамой. Берег был илистым, каменистым, и на него набегали чересчур большие волны. Она никогда не умела писать волны правдоподобно, хотя морские пейзажи любила больше других. Студенткой она накопила на подработках деньги и поехала в Лондон, где провела немало часов в Национальной галерее, изучая картины, на которых изображались волны, и пытаясь их копировать, и все-таки так и не освоила необходимые приемы. По крайней мере, так, как ей хотелось. В движении океана и полупрозрачности воды присутствовало нечто, чего она не могла уловить. Какое-то равновесие между таинственностью и простотой. После окончания художественной школы она даже провела неделю в даосском храме, чтобы побольше узнать о нраве воды.

Поэтому она была удивлена, что кто-то счел ее картину хорошей.

– Кто выбрал картину? – спросил Лео.

– Я, – ответила она.

– Вообще-то, я не очень люблю океан, – проговорил он и передал ей пластиковую миску с теплым соевым молоком, пакетик жареных палочек из теста и тарелку с жареными корнями лотоса. – На самом деле особой причины для этого нет, просто в детстве он мне не нравился.

– Мой муж тоже не любил воду. Он говорил, это опасная и дикая субстанция. Между прочим, ее очень сложно рисовать.

Цзяцзя откусила кусочек жареной палочки и принялась жевать, рассматривая на ней след, оставленный зубами.

– Могу себе представить. – Лео немного поколебался и продолжил: – Это, наверное, требует большой практики. Один мой давний знакомый вырос неподалеку от побережья, его старик – рыбак. Парень учился в художественной школе и пишет невероятные морские пейзажи, это действительно непростое искусство. Он провел у воды всю свою жизнь. Правда, остальное получается у него не хуже.

– Его отец рыбак? И он позволил сыну выучиться на художника?

– Ну конечно нет! – Лео рассмеялся и покачал головой, о чем-то вспомнив. – Отец велел ему никогда больше не появляться в доме.

Отец Цзяцзя не возражал против ее обучения рисованию, но и не поддерживал ее. Хуже того – он был равнодушен. Отец ушел от матери Цзяцзя, когда дочери исполнилось пять лет, и потом, когда она жила с матерью, а затем с бабушкой, только один-два раза в год приглашал на обед. Когда она сказала ему, что поступила в Центральную академию изящных искусств, отец лишь улыбнулся и продолжил заказ блюд. Возможно, отец ее даже поздравил, но это не имело значения, потому что через год-другой он совершенно об этом забыл.

– Я тоже ходила в художественную школу, – призналась она Лео.

Он подошел сзади и коснулся ее плеч руками.

– Однажды я случайно подслушал, как ты говорила об этом в баре, – повинился он.

Внезапно Цзяцзя встревожила нежность Лео. Бурность прошлой ночи теперь исчезла, и его привязанность казалась неуместной. Она быстро доела завтрак и начала просматривать почту. Пришли ежемесячные счета за обслуживание дома и отопление – первые, которые она получила после смерти мужа. Среди квитанций лежал и счет за электричество. Правление дома, должно быть, не захотело нарушать ее траур и потому прислало счета на две недели позже обычного. Срок оплаты, однако, оставался прежним.

Она вскрыла конверты и, к своему ужасу, обнаружила, что итого нужно заплатить целых четыре тысячи юаней. Основную часть составляло отопление. Чэнь Хан всегда жаловался, что зимой приходится тратить чересчур много денег на отопление, но Цзяцзя постоянно поддерживала в комнатах комфортную температуру, так как не любила носить свитер в помещении. Муж также считал, что пал жертвой смога, – не столько из-за вреда, причиненного здоровью, сколько потому, что очистители воздуха потребляли много электроэнергии, и это увеличивало ежемесячные расходы. На том, чтобы очистители работали на полную мощность, настаивала Цзяцзя, и Чэнь Хан снисходил к ее слабостям.

Теперь, когда его не стало, плата в четыре тысячи юаней в месяц до конца зимы означала, что Цзяцзя действительно должна начать зарабатывать. Неужели Чэнь Хан предвидел, что она окажется в такой ситуации? Думал ли он вообще об этом? Не выглядела ли безумием ее эфемерная надежда, что она сможет прокормиться картинами? Цзяцзя уже много лет не работала и, став женой Чэнь Хана, растеряла связи. Возможно, она не сможет ничего заработать.

Лео, должно быть, заметил на ее лице озабоченность.

– С тобой все в порядке? – спросил он.

– Да, – ответила она, не взглянув на него и не желая продолжать разговор, достала ручку и начала производить более тщательные подсчеты на отдельном листке бумаги.

– Ты живешь в этом районе? – спросила она Лео, складывая цифры и записывая результат.

– Нет, центр не для меня. Слишком дорого. Я живу немного дальше, недалеко от района посольств. Тоже дороговато, но…