- Дерьмо, – сказал Уилл. Он остановился, постучал пальцем по подбородку, пытаясь вспомнить, куда положил ___. Затем пожал плечами и направился на выход.
- Ладно, ерунда. Люблю тебя. Увидимся вечером.
- Люблю тебя, – ответила я.
- Лю! – крикнула Люси. – Чмок. Обними.
Он поцеловал каждую из нас. Обнял Люси, как она всегда требовала, и вышел за дверь.
Если бы мы прощались навсегда, было бы намного хуже. Это произошло за день до его смерти, которая чуть не прикончила меня.
Когда я ехала в госпиталь в то утро, сжимая руль побелевшими кулаками, мое сердце билось так, что кружилась голова, и всё было как в тумане. Я молилась, чтобы с Уиллом всё было в порядке. Он
Тот баклажан оставался в центре внимания весь первый год. Я вела себя так, словно баклажан был главным виновником. Я избегала полок с овощами в супермаркете. Меня начинало тошнить, когда я видела в ресторанном меню блюда из баклажана. Я не могла даже смотреть на оттенки фиолетового. Цвет заставлял мои глаза гореть, а кулаки сжиматься в гневе.
К тому времени, как дочь пошла в детский сад, наступил второй год моего вдовства. Я открыла трастовый фонд для Люси, вывезла большинство вещей Уилла из дома и даже начала время от времени расчесывать свои крашеные волосы. Примерно в то время я перестала ненавидеть баклажаны. Тогда же я начала из-за них плакать.
Потому что, видите ли, Уилл съел их. Он каким-то образом разжевал и проглотил целых два куска этой гадости. И даже не собирался сказать мне, как отвратительны они были. Я бы не узнала, если бы не попробовала их сама, выплюнув и воскликнув «это отвратительно», на что он рассмеялся и спросил, не заказать ли нам китайской еды.
Когда наступил третий год моей новой жизни, я почувствовала, что достигла поворотного пункта. Всего несколько дней назад я подумала об этом баклажане и рассмеялась. Я научилась ценить наши беззаботные отношения и значимость нашего взаимопонимания. И я попыталась научиться жить также, но без него, и, полагаю, с каждым днем получалось всё лучше. Всего несколько недель назад я покрасила волосы в салоне профессиональной краской, снова начала наносить макияж и даже сделала педикюр.
«Грёбаные мамочки» тоже изменились за прошедший год – они стали ещё более злобными. Теперь наступил, вероятно, год соревнований ланч-боксов. Каждое утро повторялось одно и то же – четыре выстроенных в линию и открытых ланч-бокса их детей, чтобы показать другим матерям, насколько они лучше. Каждое утро эти дамы соревновались, чья коробка лучше (не так, как
«Грёбаные мамочки» меня ненавидели. Когда я не поддержала их разговоры в прошлом году и не присоединилась к ним на выпивку, наверное, они почувствовали себя отвергнутыми. Пренебрегая ими, я закрепила мишень у себя на груди. Теперь каждое утро я была у них
7:49 утра
Осень в Мидуэст была великолепной и красочной. Я любовалась цветом листьев у нас под ногами. Для Хэллоуина погода была прекрасной – не настолько тепло, чтобы вспотеть в своём жакете, но и не так холодно, чтобы Люси надо было надевать куртку поверх её костюма.
Когда мы шли в школу, – она в своем купленном в магазине костюме Эльзы и я в блузке, юбке-карандаш и в черных лодочках – я могла представить варианты насмешек, что мне предстоит услышать от «Грёбаных мамочек». Они сказали бы что-то о том, как я начистила пёрышки, узнав, что появится завидный холостяк. Они бормотали бы о том, как «мило» я решила, что у меня есть шанс с ним. Они также удостоверились бы, что я знаю, какая я неудачница, раз наряжаю своего ребенка в костюм, купленный в магазине.