Тусклое зеркало

Луна еще не взошла, у меня мелькнула мысль, что больше мне не видеть ни ее, ни тем более солнца. В полной темноте мы стремительно летели к берегу по фарватеру, обозначенному светящимися буйками. Небо было исчерчено телефонными и телеграфными линиями, проводами высокого напряжения на решетчатых алюминиевых мачтах, все это призрачно мерцало в лучах белых, красных и зеленых огней, перемигивавшихся через лагуну. Гирлянды фонарей обливали снежным блеском новенькие нефтяные баки. Звезды едва виднелись.

Я повернулся к женщине, мне внезапно захотелось открыться ей. Я рассказал о том, как мне было грустно и я последовал за ней, своим сиротливым видом напомнившей мне ненаглядную девочку, которую я обидел, когда она боялась грозы, мою девочку, которую я злобно прогнал из своей комнаты, сам не знаю почему, что за бес меня толкнул, и тщетно потом целый вечер искал по всему городу. Я излил ей свою тоску. И пусть она, Бога ради, не считает меня врагом, как считали повсюду в этот вечер. Она ответила мне без враждебности, но так странно, что мне пришлось приложить немало стараний, вслушиваясь в ее бред.

Наконец я как будто понял, что вместе с рулевым в сумрачной одежде (чью спину я видел в рубке) она принадлежала к секте сторонников поверженной власти, и иногда по вечерам они, тоскуя по прошлому, облачались в старую униформу, чтобы на время забыть о настоящем или тайно над ним глумиться в своих ночных обрядах; по костюму оба приняли меня за своего и вознамерились доставить к месту сборища. Мы разожжем костер среди развалин в парке, говорила она, и, взявшись за руки, мужчины и женщины в черном встанут в круг и понесутся против часовой стрелки, опьяняясь пламенем и кружением и обретая уничтоженное прошлое. Меня пригласили на это поминовение, потому что я был уязвлен настоящим и не верил в будущее. И разве не оделся я, как сектант?

Вернуться в прошлое! Ах, будь это возможно, как радостно поспешил бы я на их праздник... Я кружился бы среди дервишей, вертелся бы в стаде обезумевших коз, лишь бы стереть мою злобную выходку! Я представил себе, что снова настал ранний вечер, что я снова оказался в своей комнате рядом с тобой, что касаюсь твоих раскрывшихся губ и глажу твои волосы. И тогда я разрыдался и уже не видел, куда мы плыли.

Когда мы пристали к берегу (где это было? Помню канал, дома без света), высадились и прошли через пролом в заросшей ежевикой стене, я увидел высокие деревья, растворявшиеся в теплой ночной темноте. Мои спутники двинулись по кипарисовой аллее; я пошел по другой, в противоположном направлении, и остановился у тихой воды, умоляя (но кого же?), чтобы мне дано было увидеть рядом с моим отражением прекрасный лик моей пропавшей девочки.

Страшный человек умолкает, потому что луна взошла над кружком кипарисов, льет слабый свет, и он видит свое отражение в черной воде среди белых призраков - одни лишь нагие богини и насмешливые гномы, вырядившиеся комедийными жрецами.