Тускуланские беседы

(23) Так вот, причина всего в нашем ложном мнении – и причина не только горя, но и остальных душевных волнений, которых насчитывается четыре вида и много разновидностей. Ибо всякое волнение есть движение души, или чуждое разуму, или пренебрегающее разумом, или непокорное разуму, и это движение получает толчок от ложного мнения о благе или зле, соответственно чему и четыре рода волнений делятся на два разряда. А именно, два рода волнений исходят из мысли о благе: первое, буйная радость и непомерная веселость, вызывается мыслью о каком-то большом наличном благе; второе, алчность, которую можно назвать похотью, есть несдержанное и неподвластное рассудку влечение к тому, что кажется нам великим благом.

(24) Стало быть, эти два рода волнений, буйная радость и похоть, являются от мысли о благе, тогда как два других, страх и скорбь, – от мыслей о зле. Именно страх есть мысль о великом зле предстоящем, а тоска – о великом зле, уже наличном, и к тому же свежем, от которого, естественно, встает такая тоска, что мучащемуся кажется, будто он мучится поделом. Эти-то волнения, словно неких фурий, напускает на жизнь нашу неразумие человеческое; им-то и должны мы сопротивляться всеми силами и средствами, если только хотим прожить свой жизненный срок в покое и мире. Но об этом – в свое время; а теперь по мере сил будем искоренять горе. Это надо сделать, потому что ты сказал, будто допускаешь горе и в мудреце, тогда как я с этим нимало не согласен: горе есть вещь низкая, жалкая, убогая, от которой надо спасаться, так сказать, на всех парусах и веслах.

(25) Каков тебе кажется

Внук Тантала, сын Пелопа, браком похитительным
Взявшего у Эномая в жены Гипподамию?

А ведь он был правнуком Зевса! И вот, не он ли надломлен и попран:

– Прочь, прочь от меня, гости-чужеземцы!
Чтоб я не задел вас ни словом и ни тенью —
Так тело мое пропитано злодейством!

Ты проклинаешь себя, ослепляешь себя, Фиест, за преступление, которое совершено не тобою! Ну, а как не сказать о сыне Солнца, что он недостоин видеть собственного отца?

Глаза погасли, тело скорбью высохло,
Изъели слезы кожу щек бескровную,
И борода, склокоченна, не стриженна,
Покрыла грудь, слезами увлажненную.

И тут, глупец Эет, ты сам себе причинил все эти неприятности! Ничего этого не было в том несчастье, которое послал тебе случай, и времени прошло уже достаточно, чтобы вспухшая душа опала (ведь горе, как я покажу далее, заложено в памяти о недавнем зле). Плачешь ты не столько о дочери, сколько в тоске о царстве[73]. Дочь ты ненавидел, и поделом; а к потере царства был совсем не равнодушен. Как бесстыден этот плач скорби о том, что ему уже не править над свободными людьми!

(26) Тиран Дионисий, изгнанный из Сиракуз, в Коринфе учил малых детей – так не хотелось ему расставаться хоть с какой-то властью! И разве не бесстыден Тарквиний, взявшись воевать с теми, кто не мог выносить его гордыни? Не сумев вернуть себе царство оружием вейентов и латинов, он удалился, по преданию, в Кумы и там скончался от старости и скорби.

И ты все-таки считаешь, что мудрец подвержен горю, то есть несчастью? Ибо если всякое душевное волнение – несчастье, то горе – это пытка. В похоти есть жар, в легкомыслии – радостное веселье, в страхе – унижение, но в горе – нечто худшее: смерть заживо, мука, угнетение, омерзение; оно терзает душу, выедает ее, приканчивает ее. Если мы не избавимся от этой страсти, не отбросим ее от себя, то и несчастье нас не покинет.

(27) Прежде всего бросается в глаза, что горе существует лишь тогда, когда кажется, будто нас гнетет некое великое зло. Эпикур, например, считает, что всякая тоска от природы есть мысль о зле: достаточно вдуматься в сколько-нибудь большое зло и представить, что оно может постигнуть и тебя, как мы сразу почувствуем тоску. Киренаики же полагают, что тоску причиняет не всякое зло, а только неожиданное и непредвиденное. Этим тоска и в самом деле усугубляется: все неожиданное кажется нам тяжелее. Отсюда и справедливые слова:

– Я ведь знал, что дети смертны, и взрастил их смертными;
Я их сам послал под Трою на защиту Греции;
И я знал, что не на пир их шлю, а на побоище.

(28) Такое предведение будущих бед смягчает их приход: кажется, что издали видишь подступающее.

БЮСТ МАРКА ТУЛЛИЯ ЦИЦЕРОНА. ГАНС ВИТДОЭК

Так, у Еврипида хорошо говорит Тесей (привожу, по моему обычаю, его слова в переводе):