Тут вспыхивает импульсная лампа, на стойку запрыгивает еще несколько девушек, и, осмотревшись, я вижу, что почти все посетители клуба танцуют, даже — как ни шокирующее это звучит — Тим с Джоном. На меня и Топ, которая снова присоединилась к своей подружке, уже никто не обращает внимания. Джереми подходит к стойке, щелкая пальцами, с таким видом, будто ничего важнее этого для него сейчас нет.
— Что, «Кетель Ван» ударил в голову? — кричит он мне снизу.
Я смотрю на него с улыбкой, продолжая танцевать.
— А то! — кричу я в ответ.
«Написав блестящую колонку для «Чэт», Стоун, печатающаяся под псевдонимом «Тусовщица», некоторое время встречалась с девятнадцатилетней студенткой Кроссроудс, — читает Стефани. — Что бы там ни говорила Амелия про то, что она натуралка, — утверждает близкая подруга миловидной обозревательницы, — все это чушь. Она лесбиянка до мозга костей».
Стефани швыряет газету на мой обшарпанный претенциозный кофейный столик и делает большой глоток кофе.
— Какая прелесть, — говорит она. — Так что не ищи виноватых, когда начнутся сплетни.
Я подбираю газету и присоединяю ее к папке с остальной прессой.
— Да брось ты, ты же была ни при чем, когда тебя стали считать саентологисткой.
Стефани со смехом ставит свою чашку.
— Просто я не могу представить, как ты исполняешь грязные танцы с полуобнаженной малолеткой, будучи трезвой, как стеклышко. Как ты это делаешь? Притворяешься пьяной?
И я вспоминаю, как я пила и нюхала кокаин, чтобы немного снять напряжение, хотя все было бесполезно — все эти тусовки только обостряли мое одиночество и дискомфорт. В «Пледжс» мне говорили о том, как важно создать в своей жизни уют, чтобы не возникало потребности снимать напряжение, а именно это со мной сейчас и творится: та скромная и порой стеснительная личность, какой я была когда-то, объединяется с той, которая тусовалась по ночам, накачавшись наркотиками. «Мне больше не нужно спиртное и наркотики, как остальным, чтобы расслабиться», — прихожу я к выводу, решив, что это такая редкость, что ее практически можно приравнять к сверхъестественным способностям.
Вслух же говорю следующее:
— Не знаю. Может, это был своего рода «естественный кайф»?
И подчеркиваю эту фразу красноречивым жестом, потому что еще совсем недавно мы со Стефани упали бы со смеху над этим выражением, хотя втайне оно мне всегда нравилось. «Я могу испытывать естественный кайф от того, для чего другим нужна всякая химия», — думаю я и только потом вспоминаю, как Томми частенько говорил о том, что, если тебе гораздо лучше, чем окружающим, это означает лишь, что в какой-то момент тебе обязательно станет хуже. Но потом мне приходит мысль, что он просто ни черта ничего не понимает. Иначе не стал бы тратить свою жизнь на работу в этом захолустном полуразвалившемся реабилитационном центре в западном Лос-Анджелесе.
— Амелия Стоун под естественным кайфом, — смеется Стефани. — Кто бы мог подумать? — И она с улыбкой допивает свой кофе.
Я зажигаю сигарету так, чтобы дым выходил в окно, и размышляю над тем, как я на самом деле благодарна Стефани за то, что она спокойно может говорить со мной о том, что я бросила пить. Остальные, узнав, что я прошла курс реабилитации, сразу же терялись, и это заставляло меня нервничать. «Надо встретиться за рюмочкой», — заявила мне на прошлой неделе мой агент. И тут же огорченно добавила (как будто мне слово «рюмочка» могло показаться порочным): «Ну то есть выпьем воду с содовой?»
— Я просто боюсь, что Тим может узнать, — говорю я, принося с кухни пакет арахиса и засовывая в рот пригоршню.
Стефани показывает на пакет, я передаю его ей, и она откидывается на спинку кушетки.
— Я тебя умоляю! Какое это имеет значение? Если ты сохранишь подходящий имидж и будешь писать ему классные статьи, то какая ему, хрен, разница, трезвая ты или накачалась экстези?
— Метко замечено, — говорю я.
— Может, стоит продать эти сведения «Пейдж Сикс»? — спрашивает Стефани, стряхивая с колен в руку крошки арахиса и выбрасывая их в корзину для мусора. — «Амелия Стоун на самом деле — не Тусовщица»! — Мы обе хохочем. Тут звонит телефон, я иду отвечать и вижу, что на определителе высветился номер Тима.
— Тим, — говорю я, решив не брать трубку. — Наверное, хочет узнать, когда я пришлю ему копию.
— Когда должна выйти колонка?
— Завтра. — И я начинаю терзать заусенец на большом пальце.
— Господи! Почему ты всегда тянешь до последнего? Ты ненормальная.