Тутанхамон. Книга теней

— С нашей точки зрения мы устроились весьма уютно; если взглянуть на окружающую нас обстановку, мы процветаем. У нас есть достаток, есть работа, есть наши роскошные дома и слуги. Возможно, для нас это неплохой компромисс. Но вам, я полагаю, открыта совершенно иная сторона жизни? — спросил меня высокий утонченный господин, поклонившись и представившись как Неби, архитектор.

— Или, возможно, вы действительно видите ужасную реальность жизни, как она есть, в то время как мы, живущие в заколдованном круге нашего комфортабельного существования, надежно защищены от нее, — добавил поэт с ноткой высокомерия в голосе.

— Почему бы вам как-нибудь ночью не составить мне компанию и не выяснить это самому? — предложил я. — Могу показать вам глухие закоулки и лачуги, где честные, но неудачливые люди поддерживают свое существование благодаря объедкам, которые мы выбрасываем, даже не думая. А еще я мог бы познакомить вас с некоторыми весьма успешными профессиональными преступниками, знатоками порока и жестокости, для которых люди — не больше чем товар. У многих из них есть богатые конторы в городе, а также красивые жены и дети, живущие в отличных домах в новых комфортабельных пригородах. Они закатывают щедрые обеды, они вкладывают деньги в земельные участки, но их богатство построено на крови. Я могу показать вам реальную сторону этого города, если вы этого хотите.

Поэт театральным жестом поднес свои короткопалые ручки ко лбу.

— Вы правы. Лучше я оставлю реальность вам. Я не могу выносить ее в больших количествах — да и кто может? Признаю, я трус. При виде крови мне становится плохо, я терпеть не могу глядеть на бедняков в их ужасной одежде, и даже если кто-нибудь случайно сталкивается со мной на улице, я начинаю вопить в страхе, что меня сейчас ограбят и изобьют. Нет уж, я предпочитаю оставаться в безопасной, хорошо воспитанной компании слов и свитков в своей уютной библиотеке.

— Даже слова в наше время могут оказаться не столь уж безопасны, — заметил еще один из гостей, стоявший позади всех, где навес отбрасывал самую прохладную тень. — Не забудьте, здесь присутствует стражник-меджай. А ведь Меджаи — тоже часть реальной жизни этого города. Она и сама не защищена от разложения и упадка, о которых мы говорим. — Он устремил на меня спокойный взгляд.

— А, Себек! Я как раз думал, не собираетесь ли вы к нам присоединиться, — сказал Нахт.

Мужчине, к которому он обращался, можно было дать около шестидесяти лет, у него были короткие с проседью волосы, не тронутые краской. Я отметил пронзительные серо-голубые глаза и печать недовольства жизнью в чертах лица. Мы обменялись поклонами.

— Я не считаю слова преступлением, — произнес я осторожно. — Хотя кое-кто может со мной не согласиться.

— Вот именно. То есть, по-вашему, преступлением является само действие, а не намерение или высказывание? — спросил он.

Остальные переглянулись.

— Да, это так. В противном случае мы все были бы преступниками и сидели бы за решеткой.

Себек задумчиво кивнул.

— Возможно, самое чудовищное — это человеческое воображение, — сказал он. — Ни одно животное, насколько я понимаю, не страдает от мук воображения. И лишь человек…

— Воображение способно побудить к действию как самое хорошее в нас, так и самое худшее, — согласился Хор. — Уж я-то знаю, чт омое хотело бы сделать с некоторыми людьми!

— Ваши стихи сами по себе достаточно мучительны, — съязвил архитектор.

— И именно поэтому цивилизованная жизнь, нравственность, этика и так далее имеют значение. Мы наполовину просвещены, но наполовину остаемся чудовищами, — настойчиво сказал Нахт. — Мы должны основывать свою вежливость на разумности и взаимной пользе.

Себек поднял свой кубок.

— За вашу разумность! Желаю ей всяческих успехов!

Его тост был прерван ревом, донесшимся снизу, с улицы. Нахт хлопнул в ладоши и крикнул:

— Пора!

Все, кто был на террасе, поспешили к парапету, и компания рассеялась в стремлении занять места, откуда открывался лучший вид на праздничное действо.

Возле меня возникла Сехмет.

— Отец, отец, пойдем, не то ты все пропустишь!

Она потащила меня прочь. По улице вновь прокатилась широкая волна ликования, подобная грому; все дальше и дальше катилась она по толпам, запрудившим сердце города. Нам открывался превосходный вид на открытое пространство перед стенами храма.

— Что там происходит? — спросила Туйу.

— Царь и царица ждут в храме нужного момента, чтобы появиться и приветствовать бога, — сказал Нахт.

— А что там, в храме?

— Тайна внутри тайны, покрытая тайной, — ответил он.

Туйу искоса бросила на него раздраженный взгляд.

— Это все равно что вообще ничего не сказать, — отметила она, совершенно справедливо.

Нахт улыбнулся.