Тутанхамон. Книга теней

В молчании мы тронулись в путь. Тот натягивал поводок, взволнованный прогулкой в темноте и готовый исследовать все, что бы ни ждало впереди. Стояла замечательная ясная ночь — закончился жаркий сезон шему, время сбора урожая, и с появлением на небе Сириуса, Собачьей звезды, пришла высокая вода, затопив берега Великой Реки, и принесла на поля плодородный ил, дающий жизнь. И снова вернулось время празднества. В последние годы вода зачастую поднималась недостаточно высоко или, наоборот, разливалась слишком сильно, причиняя большие разрушения. Но в этот год половодье было идеальным, к облегчению и радости населения, подавленного и даже угнетенного этими мрачными временами правления Тутанхамона, царя Верхнего и Нижнего Египта.

Сияющий лик луны давал достаточно света, чтобы мы могли идти, словно бы она служила нам светильником. Она была почти полной, в окружении безмерного звездного роя, словно тонкой накидки, — богиня Нут, на которую, как говорят жрецы, будут смотреть наши мертвые глаза, когда мы будем лежать на спине в маленьких погребальных ладьях, что понесут нас через океан Иного мира. Я размышлял об этом, лежа без сна на своей постели, ибо я человек, который видит тень смерти во всем: в радостных лицах моих детей, в переполненных людьми улицах города, в суетном золотом великолепии дворцов и государственных зданий — и почему-то всегда лишь краем глаза.

— Как ты думаешь, что мы увидим после смерти? — спросил я.

Хети знает, что должен потакать случающимся у меня иногда наплывам философских раздумий, как должен потакать много чему еще. Он моложе меня, и несмотря на то, что за свою жизнь на службе в Меджаи ему довелось видеть много жестокостей, его лицо в какой-то степени сохранило открытость и свежесть, а волосы (в отличие от моих) — естественный цвет, черный как ночь. Он по-прежнему остается в форме, словно породистый охотничий пес, сохраняя прежнюю страсть к охоте. Насколько это непохоже на мою собственную пессимистическую, склонную к быстрой усталости натуру! Ибо с приближением старости жизнь кажется мне попросту бесконечной чередой проблем, требующих разрешения, а отнюдь не цепью удовольствий. «Каким смешным я нынче становлюсь», — укорил я себя.

— Ну, я думаю, мы увидим зеленые поля, где все надутые аристократы станут рабами, а рабы — надутыми аристократами. И все, что от меня будет требоваться за целый день, — это охотиться на уток в камышовых зарослях да пить пиво, празднуя такую блистательную удачу.

Я оставил его шутку без ответа.

— Если нам предстоит увидеть хоть что-нибудь, зачем тогда бальзамировщики кладут луковицы нам в глазницы? Луковицы! Эти яблоки слез…

— Возможно, истина состоит в том, что Иной мир можно увидеть лишь мысленным взором… — отозвался он.

— Вот теперь ты говоришь как мудрый человек.

— И все же — те, кто был рожден в богатстве, целый день бездельничают, наслаждаясь роскошью и любовными похождениями, в то время как я работаю как собака и не зарабатываю ничего…

— Да, эта тайна поистине гораздо глубже!

Мы шли лабиринтом древних, узеньких проулков, петлявших между шаткими домами, выстроенными безо всякого плана. Днем в этом квартале будет шумно и людно, однако ночью, когда ходить по улицам запрещено, здесь царила тишина; дорогие лавки с роскошными товарами укрылись под защитой ставней, словно погребальные дары в могиле; повозки и прилавки на Фруктовой улице были убраны на ночь; столярные, кожевенные и стекольные мастерские стояли покинутые и погруженные в тень; даже птицы в своих клетках, вывешенных в лунном свете, не издавали ни звука. В нынешние темные дни страх держит всех в подчинении. Губительное правление Эхнатона, когда царский дворец и храмы были перемещены из Фив в новый, выстроенный в пустыне город-храм Ахетатон, кончилось десять лет назад. Могущественные жрецы Амона, при Эхнатоне лишившиеся своих мест и имущества, получили обратно власть, обширные земельные угодья и неисчислимые мирские богатства. Однако это не восстановило стабильности, поскольку урожаи были скудны, а чума унесла тысячи жизней — и большинство людей верило, что эти несчастья были наказанием за тяжелые ошибки, допущенные при правлении Эхнатона. А затем, словно чтобы доказать это, один за другим умерли все члены царского семейства: сам Эхнатон, пять из шести его дочерей и, в конце концов, Нефертити, его прекраснейшая супруга, чьи последние дни до сих пор оставались предметом многочисленных домыслов.