Тутмос

— Разве поход на царьков вроде Харатту — это война? Он бежал быстрее антилопы, оставив в наших руках малолетнего сына, а теперь шипит, как змея под камнем в глубокой расщелине. Вот чем сыновья Кемет отличаются от всех этих нехси[45] и ханаанеев — разве кто-нибудь из наших воинов побежал бы, оставив в руках врагов наследника престола? Они пали бы мёртвыми вокруг его трона и своими телами преградили проход врагу! Но великая и сильная Кемет вынуждена воевать со всей этой мелочью, как лев вынужден отбиваться от злой мошкары. Я верю, что настанет время, когда и воевать уже не понадобится, нужны будут только умные и преданные наместники во всех покорённых краях. Мой отец для этого немало потрудился, а что мне мешает пойти по его следам? Теперь, когда есть сын…

Иси грустно склонила голову и снова стала смотреть на подаренный фараоном перстень, хотя где-то в глубине её сердца жила мысль, что фараон просто храбрится. Царевич Тутмос уже отложил лук, занимался другим, не менее важным делом — строил из камешков подобие пограничной крепости, низкой и широкой, похожей на неуклюжую черепаху. Руи-Ра спокойно наблюдал и за этим занятием, скрестив на груди руки. Военачальники и вообще воины всегда казались Иси совсем не похожими на остальных людей, как будто в слёзы Ра, из которых они были сотворены, добавили ещё каменную пыль и песок. Издавна могущество царской власти покоилось на копьях воинов, особенно это стало ясно, когда Кемет раскололась и в неё хлынули толпы хека-хасут[46], а теперь, после царствования свирепого Тутмоса I, войско вновь становилось большой силой. Они даже смели роптать, что долго сидят в Кемет без всякого дела! И всё ведь начинается с малого — с такого вот почти презрительного спокойствия, с каким совсем ещё молодой военачальник смотрит на забавы царского сына. Правда, Руи-Ра происходит из знатного рода, его отец долгие годы был правителем Дома войны, но ведь так ведёт себя не только он. А фараон мечтает о военных походах. Неужели все мужчины созданы так, что жить не могут без войны — все, даже цари, даже такие миролюбивые по природе люди, как Тутмос II? Не успел он как следует оправиться от тяжёлой болезни, как все его мысли обратились к богатым землям Ханаана, к какому-то ничтожному Харатту, бросившему своего сына… А для неё счастье — просто ощущать его молчаливое присутствие, просто смотреть на сына, даже когда он занят постройкой военной крепости. Вот и всё. Это так мало в глазах богов, но это — целый мир, за существование которого она с радостью отдала бы жизнь. Что жизнь? Её гробница, такая красивая, уже почти совсем готова, и расположена она неподалёку от гробницы фараона, а это для неё значит больше, чем все богатства, с которыми она уйдёт в страну Вечности. И этот перстень, который он сегодня надел ей на палец, она тоже возьмёт с собой туда, где уже не будет войн и разлук.

— Ты сегодня грустна, Иси. Может быть, нездорова?

— Нет, мой господин. Я же сказала тебе — это случается…

— Почему на людей иногда нападает внезапная грусть? Надо бы спросить у божественных отцов. Может быть, это боги напоминают нам о стране Заката?

— А разве там никто не радуется, не смеётся?

— Аменемнес говорит, что обитатели полей Налу живут там совершенно так же, как здесь, на земле. Там есть всё…

— И любовь?

— И любовь. Только не рождаются дети.

Нет, сегодня ей не вырваться из кольца охватившей её грусти, как ни пытайся. Должно быть, эта грусть и в самом деле рождена в иных мирах, в утробе Нут, среди бессмертных звёзд. Иси хочется прижаться головой к груди фараона, но этого нельзя сделать на людях. Вот так, прижаться щекой к золотым крыльям коршуна Нехебт, к переливчатой чешуе Буто. И слушать, как под ними бьётся сердце фараона, омытое свежей, помолодевшей кровью. Страшной ценой было добыто чудодейственное средство, но ведь оно помогло. Говорят, кое-где в Ханаане и в Джахи[47] изготовляют лекарства, замешанные на крови младенцев. Но жрецы Кемет никогда бы такого не допустили, поэтому и процветает благословенная Чёрная Земля. Его величество чувствует себя гораздо лучше, и в этом заслуга божественных отцов, к которым Иси с детства питает глубокое уважение. Её дед был верховным жрецом Осириса в священном городе Абаде[48].

— Может быть, отправимся в сады храма? Там много тени и воды.

— Как ты прикажешь, мой господин. Моё счастье — исполнять желания твоего сердца…