Ван повернулся к Кириллу, схватил его за плечи и затряс:
– Срочно! Надо вспомнить все заклинания, которые мы только слышали за свою жизнь! Что же, что же… Колдуй баба, колдуй де… не то! Сим-салабим, ахалай-махалай… Махарику-махарику-ямбара-ям-ям-ям… Нет, это вообще из другой оперы.
– Ну-ну, удачи. На этом этапе столько народу погорело, – сказала сова. Ноги её уже полностью исчезли, и туловище потихоньку начало становиться прозрачным.
– Мутабор! Не то. Что-то вертится в голове… Точно! Сим-сим, откройся! Аллохомора? Трах-тибидох-тибидох, ну пожалуйста… О! Лунная призма, дай мне силу! – взвыл Ван.
– Отличная попытка – засмеялась сова.
– Знаешь, Ван, а я в прошлом был поэтом-песенником, – задумчиво произнёс Кирилл. – Не очень популярным, по правде говоря, но…
– Это-то тут причём? – разозлился парень. – Нас сейчас в стены впечатает, а ты решил своим прошлым поделиться? – он замолчал на секунду, а потом вдруг испугался. – У тебя что, начала вся жизнь перед глазами пробегать? Подожди, мы ещё не умираем, не сдавайся!
– Да я, в общем, к тому, что однажды на спор написал песню на одном древнем весьма немелодичном языке. Поговаривали, что он на самом деле волшебный. И я подумал, а вдруг сработает?
– Валяй. Всё равно терять нечего, – Ван махнул рукой и уселся на пол.
– Этот язык называется Ёниф. Я как-то поспорил кое с кем, что можно на любом языке написать песню, и она будет звучать приятно для слуха, если правильно подойти к делу. Ну, и тот тип подсунул этот язык, а мне он так понравился, что я его выучил случайно, пока песню писал.