Читаем Тутытита полностью

Вот, например, про войну, как это метко: «Война показывает истинное отношение людей друг к другу». Ну, каково? Я себя, например, чувствую распятым, так красиво можете сделать мне только Вы, Геннадий.

Или вот ещё: «Человек завидует тому, что не имеет, а что имеет – он не ценит. Благородный муж ничему не завидует и ценит то, что имеет».

Мне тут трудно что-то добавить. Никогда ранее такая мысль не озвучивалась, и я так сильно рад, что теперь наконец знаю об этом.

«Истина прежде всего нужна тебе, а поймут ли её другие – неважно» – и всё. Это как у Паниковского – поезжайте в Киев, и всё. Там вам всё скажут. Там вам скажут за единственного иметеля истины Геннадия В., а если вы думаете, что это не истина, а бочонок свежего поноса, Гене это не важно и он вас пошлёт в гениальную трещину своего сайта.

Вот это мне особенно нравится: «Человек в первую очередь высокого мнения о себе, а потом уже о других».

Мне кажется, Геннадий, нет, я уверен, что, если бы в литературе давали звания, как у военных, вот только за этот бриллиантовый осколок Вы бы стали генералом. И я бы лично вручал Вам лампасы. Так хочется повторять Ваш афоризм слогами по утрам вместо зарядки и по ночам вместо секса, что просто ничего нет, кроме – ах, ну что Вы сделали со мной такое, я прямо ощущаю эротический надлом на фоне себя с высоким о себе же мнением.

Вот ещё тоже хорошо: «Когда человек спит, его судьба превращается в рок».

Простите, наврал. Не хорошо, а шедеврально. Извините меня, бесподобный творец божьих искр слов и смыслов, Вы должны быть милосердны, я же не умею, как Вы, мне и ошибиться-то по судьбе, я же по сравнению с вами живу, как будто сплю, это рок моей судьбы, в сравнении с вами.

Гена, вы – гений. С этим согласится весь культурно-просвещённый мир, и Вам, конечно, всё равно, что в этом мире лишь один житель – вы сами. Спешу сообщить Вам, что я – Ваш кумир.

ДГ».


Надо сказать, что Геннадию не хватило моего письма. Долго ещё он угрожал, что напишет жалобу и на меня, и на наше издательство, и на чёрта лысого. Придумывал разные афоризмы, порой даже в стихах. Но главное – он больше не доставал нас убедительными требованиями издать отдельной многотиражной книгой с золотым тиснением сборник его гениальных творений.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Классическая проза / Классическая проза ХX века / Проза