Туунугур (СИ)

- Чёрт его знает. Покамест болтаюсь как... поплавок. Вроде, не тону. - Киреев помолчал и спросил, преодолевая себя: - Ну а в личной жизни?

Вишневская покосилась на него.

- А что это ты интересуешься?

- Просто. Интересно.

- Есть предложения? - усмехнулась она.

- Ага, давай встречаться.

Светка замотала головой.

- Не, я это уже проходила. Ничего хорошего.

- Отчего ж так? - с обидой спросил Киреев.

- Да ну... Всё одно и то же. Трясина. Хочется чего-то... яркого. Необычного. А в этом городе такое не водится.

- Неужели?

- Что я, Туунугур не знаю? Всю жизнь здесь...

- А где тогда водится? В Париже?

- Хотя бы в Париже.

Они помолчали.

- Значит, не хочешь? - на всякий случай спросил Киреев.

Она с лёгкой улыбкой помотала головой.

- Нет.

- Ну ладно. Вон твой дом уже. Пока! Удачи!

- Пока!

И Киреев зашагал прочь.

Тащиться к Салтыковой ужасно не хотелось. Киреев хорошо представлял себе эти старушечьи покои, увешанные портретами хамбо-ламы и покойных родственников... "Небось ещё и тараканов полно", - подумал он.

Но поплёлся. Обещал же!

Философиня жила в панельном доме, на третьем этаже. Но дверь открыла не она, а её дочь. Киреев онемел - вот уж кого он не ожидал увидеть, так это Олю Салтыкову.

- Здравствуйте! - гаркнула та. - Давно не виделись. Прошу.

Крупная гиперактивная девочка свободных нравов, Оля вела либертинский образ жизни и меняла клевавших на неё ухажеров как перчатки. Рано родила и была отселена матерью в отдельную квартиру от греха. Закончила педагогический, но после работы с большим количеством детей обнаружила, что терпеть их не может, и поступила в Политехнический институт, как водится, заочно на "финансы и кредит" (самую блатную из вузовских специальностей). Одновременно мать пристроила её на кафедру, где Оля за счёт своих объёмов вытеснила сразу двух совместителей. Позже Лидия Васильевна поступила дочку в аспирантуру и добилась её перевода на должность научного сотрудника - беспрецедентный для института случай. Но к тому времени Оля уже охладела к академической суете, родила второго и ушла в свободное плавание.

Репутация Оли Салтыковой была известна всем. На кафедре передавали за верное, что во время церемонии посвящения в студенты, проходившей в том самом ДК, где располагался краеведческий музей, она игриво обнажилась, показав телеса. Правдивость этой истории ни у кого не вызывала сомнения, хотя Киреев подозревал, что раздевание произошло не в ДК, а в клубе, куда после церемонии переместилась молодёжь.

А ещё на неформальном студенческом сайте, где можно было оставлять отзывы о преподавателях, долгое время висело совершенно неподражаемое обращение к Олиной матери: "уважаемая лидия васильевна вы меня заколибали и задолбали. может быть я и лентяйка. ветренная. но не да какой степени как ваша порядочная дочь Оля. Вы ЛУЧШЕ БЫ СВОЮ энергию на неё потратили бы и её воспитали бы. А то она у вас дешёвая давалка. а меня воспитывать не надо. я свою меру знаю. диплом напишу и институт завершу и своё человеческое лицо не потеряю. пока преставляться не хочу. но в июне или августе может быть и преставлюсь. Хотя вижу ВАС И БЕЗ МЕНЯ мои одногрупники не долюбливают. вы сами виноваты! Простите за резкост. но видно без этого до вас достучатся не возможно! студентка гр. пр-06".

Киреев втайне полагал, что этот опус написал Джибраев - слишком узнаваем был стиль непокорного историка.

И вот теперь поклонница хамбо-ламы столкнула Киреева нос к носу со своей неописуемой дочурой. Столкнула, конечно, не случайно - Киреев просёк это мгновенно. Отступать было поздно, и он принял бой.

- Мама не смогла быть. Попросила меня, - протараторила Оля, как всегда, громким голосом.

"Совсем печально", - подумал Киреев, проходя в комнату.

Квартира Салтыковой оказалась совсем не такой, как он себе воображал. Кругом стояли фигурки китайских и индийских божков (пластиковая подделка, конечно), позвякивали металлические трубочки с прицепленными к ним символами инь и ян на круглых дощечках, висел большой глянцевый календарь со знаками зодиака, а на книжной полке, среди всякой эзотерической белиберды, Киреев заметил коробку с ароматическими палочками. Ни дать, ни взять - прибежище хиппи, приют подпольного неформала.

- Ну что тут у вас? - устало спросил он, медленно подходя к компьютеру, стоявшему на массивном письменном столе.

- Так это... вот, - ответила Оля, указывая на видавший виды монитор, обклеенный по краям жёлтыми листочками-напоминалками. И тут же, уверенная, что Киреев сам поймёт, в чём дело, спросила напрямик: - Может, вам пива принести?

Киреев недоверчиво покосился на неё.

- Не надо, - проскрипел он.

Сел на стул и нажал кнопку на системном блоке.

Дальше начался ад.

Оленька с лёгкостью могла заменить собой работающий на полную громкость телевизор, транслирующий латиноамериканскую мыльную оперу. Минут тридцать Киреев слушал её громогласный трёп о детях, отставных ухажёрах и бывших мужьях. Заодно Оля поделилась своими взглядами на роль секса в жизни Туунугура.