Тузы и шестерки

«Мы самая великодушная страна в мире. Мы очень великодушные. Я горжусь тем, что мы такие великодушные. Но, несмотря на наше великодушие, мы не должны хвастаться своим великодушием».

«Я редко читаю газетные статьи, но люди, которые, вероятно, иногда читают газеты, часто готовят для меня доклады».

«Россия — это страна, которая любит свободу и любит нашу страну».

«Я думаю, что война в Чечне — это опасное место».

«Я думаю, мы все Можем согласиться — прошлое уже прошло и пора оставить его в прошлом».

«Если вы устали от политики цинизма, социологических опросов и моральных принципов, то присоединяйтесь к моей предвыборной кампании».

«В России бывают трудные времена. Но мы переживали трудные времена в прошлом и, как я надеюсь, обязательно постараемся пережить их в будущем».

Действительно, ума палата, — вздохнул Денис даже с некоторым сожалением и бросил распечатку на заднее сиденье.

Бедняков. 19 мая

В ванной над хладным телом шаманил знакомый судмедэксперт с немилосердной фамилией Нарезайло.

Самоубийца, бледный до прозрачности, лежал в черной ванне, от которой все еще поднимался пар. Черной ванна была не от грязи, разумеется, просто вся сантехника у покойника была черного цвета — и ванна, и полочки-шкафчики, и плитка на полу и на стенах. Во второй половине санузла цветовая концепция сохранялась, только ролик туалетной бумаги вызывающе белел на стене.

— Чем резал-то? — по-свойски спросил Бедняков.

— Судя по глубине, ножом или опасной бритвой. — Нарезайло, ухватившись за большой палец, вытащил из воды руку и стеклянной палочкой раздвигал порезы на запястье и у локтя.

— Нашли?

— Нет, воду спустим, может, отыщется.

Нарезайло тихонько потянул за цепочку, обмотанную вокруг смесителя, другой ее конец терялся в бурой воде и, очевидно, был прикреплен к пробке. Вода зажурчала, устремляясь в сливное отверстие и медленно приоткрывая тело самоубийцы. Он был в футболке, джинсах и носках, домашние тапочки стояли рядом на коврике. Длинный — примерно метр восемьдесят, кавказский тип лица, тонкий нос с горбинкой, короткие черные волосы.

— Следы борьбы, ссадины, удавка на шее?

— У-у, — отрицательно качнул головой Нарезайло. — А вот и ножичек.

На дне лежал кривой кинжал с красивой инкрустированной ручкой. Нарезайло повертел его в руке:

— Острый.

— Тот самый?

— Не сомневайся.

— А время смерти?

— В общем, по состоянию тела я бы определил интервал с семнадцати до двадцати часов.

— А точнее?

— Сейчас у нас восемь двадцать, а прибыли мы в восемь, и он был уже абсолютно мертв. К сожалению, когда мы приехали, горячая вода продолжала течь, так что температура и динамика остывания нам не помогут…

Явились санитары из труповозки с носилками, а Бедняков побрел поглазеть на квартиру. Комнат было всего две. В гостиной уже заканчивали с отпечатками.

В спальне было пусто, черный итальянский гарнитур и на стене большой черный с красными маками ковер из тех, которые где-нибудь в шестидесятых годах можно было еще увидеть во дворцах пионеров или бракосочетаний, сохранившихся со времен тесной дружбы СССР с Китаем. Этот был, конечно, не таким старым, но вполне китайским, и на нем красовались сабли в дорогих, изукрашенных ножнах и несколько кинжалов. Очевидно, и кинжал, найденный в ванне, был отсюда.

Вернулся оперуполномоченный Стас Шаповалов, здоровенный мужик с чуть скошенным взглядом, и поделился сведениями, добытыми после блиц-опросов соседей.

— Короче, так, Толян. Покойник — Резник Семен Ильич, жилец из квартиры напротив его опознал. Тридцати двух лет, проживал один, жены нет, родственников нет, есть приходящая уборщица — бывает два раза в неделю. Пока все. Ты его знаешь, Толик?

— Резника?

— Ну.

Бедняков отрицательно покачал головой. Помолчали.

— Кстати… Дверь была открыта? — полюбопытствовал Бедняков.

— Шиш тебе с маслом. Закрыта изнутри на цепочку, перекусили плоскогубцами.

— Следов взлома, конечно, нет?

— Нет. Дверь не ломали, но сейф вскрыт.

Шаповалов потащил его в кабинет и театральным

жестом снял со стены картину — тонкий лунный серп на абсолютно черном фоне, — за которой обнаружился встроенный в стену сейф. Замок был довольно аккуратно высверлен.

— Смотри! Работал профессионал — никаких пальчиков, стружку тоже тщательно собрал.