Тузы за границей

Женщина за регистрационной стойкой определила им места в первом классе через ряд друг от друга, одно в салоне для курящих, другое – для некурящих. Корделия подозревала, что разницы для ее легких не будет никакой, но ощущала, что одержала маленькую победу. Кроме того, ей казалось, что она будет чувствовать себя свободнее, если не придется всю дорогу сидеть с ним плечом к плечу.

К тому времени, когда их «Боинг 747» приземлился в аэропорту Лос-Анджелеса, ее волнение уже почти улеглось. Большую часть следующих двух часов девушка провела, глядя в окно на ранние сумерки и раздумывая, доведется ли ей когда-нибудь увидеть смоляные озера Ла-Бреа, Уоттские башни, Диснейленд, Национальный парк гигантских насекомых[59], Голливуд… В сувенирной лавке она купила несколько книжек в мягкой обложке, чтобы скоротать время. Наконец их с Карлуччи вызвали на рейс новозеландской авиакомпании. Как и в прошлый раз, они попросили места в первом классе по разные стороны от прохода, отделяющего активных курильщиков от пассивных.

Большую часть пути до Гонолулу Карлуччи спал. Корделия так и не смогла заснуть. Время она коротала то при помощи нового детектива Джима Томпсона, то глядя в окно на Тихий океан при лунном свете в тридцати шести тысячах футах под ними.

В аэропорту Гонолулу они с Карлуччи обменяли часть дорожных чеков на австралийские доллары.

– Неплохой курс. – Карлуччи махнул в сторону таблички, прикрепленной над окошечком кабинки обменного пункта. – Я заглянул в сводку, перед тем как мы улетели из Штатов.

– Мы все еще в Штатах.

Он сделал вид, что не слышал.

Чтобы поддержать разговор, она спросила:

– Вы хорошо разбираетесь в финансах?

В его голосе прозвучала гордость.

– Я окончил Уортонскую школу коммерции и финансов при университете Пенсильвании. Полный курс. За все платила семья.

– У вас богатые родители?

Он снова сделал вид, что не слышал.

Посадка на самолет «Эйр-Нью-Зиланд» закончилась, и огромный самолет оторвался от земли; предстоял долгий ночной перелет до Окленда. Когда освещение в салоне приглушили, Корделия включила ночник и принялась за чтение. В конце концов Карлуччи буркнул со своего места в переднем ряду:

– Эй, детка, давай-ка спи. И так тяжело будет привыкнуть к разнице во времени. Нам еще лететь через весь Тихий океан.

Корделия поняла, что ее спутник прав. Она выждала еще несколько минут, чтобы он не думал, будто она сразу кинулась исполнять его распоряжение, потом выключила ночник. Укутавшись в одеяло, она устроилась так, чтобы можно было смотреть в иллюминатор. Возбуждение уже почти улеглось. Она поняла, что и впрямь очень устала.

Она не видела облаков. Только мерцающий океан. Как что-то может быть столь явно бесконечным и столь загадочным? Ей вдруг пришло в голову, что Тихий океан может поглотить их «Боинг», даже не поперхнувшись.

«Ээр-мунаны!»

Эти слова не несли в себе никакого смысла.

«Ээр-мунаны».

Фраза была произнесена так тихо, что могла бы быть шелестом в ее мозгу.

Глаза Корделии распахнулись. Что-то было не так. Ободряющий гул двигателей самолета стал каким-то другим, слился со свистом крепчающего ветра. Она попыталась откинуть одеяло, внезапно превратившееся в смирительную рубашку, и, цепляясь за прохладную кожаную спинку переднего кресла, подтянулась на сиденье.

Корделия перегнулась через спинку и ахнула. Она смотрела прямо в широко распахнутые, удивленные, мертвые глаза Марти Карлуччи. Его тело все еще сидело в кресле. Но голова была развернута на сто восемьдесят градусов. Вязкая кровь медленно сочилась изо рта и ушей. Она собралась у него под глазами и скатывалась по скулам.

Ее собственный крик заметался вокруг ее головы. С таким же успехом можно было кричать в бочке. Она наконец-то выпуталась из одеяла и, не веря своим глазам, оглядела проход.

Она все еще находилась в «Боинге». Но вокруг не было ни единой живой души. Все было перевернуто вверх дном. Корделия двинулась вперед и ощутила под ногами зернистый песок, услышала, как он шелестит. Весь проход зарос невысокими растениями, которые колыхались на крепчающем ветру.

Салон самолета растянулся, насколько хватало глаз, в бесконечную перспективу там, где он переходил в хвостовой отсек.

– Дядя Джек! – закричала она. Разумеется, никто не отозвался.

Потом она услышала вой. Глухой и раскатистый, он то повышался, то понижался, становился все громче. Где-то дальше по салону, в туннеле, который одновременно был пустыней, она увидела тени, скачками несущиеся к ней. Они мчались, как волки, сначала по проходу, потом принялись карабкаться по верхушкам сидений.

Корделия ощутила затхлый запах тлена. Она выбралась в проход и стала пятиться, пока не уперлась спиной в переборку.

В полумраке существа были почти неразличимы. Она даже не могла точно определить, сколько их. Они походили на волков, их когти клацали по сиденьям, разрывали кожу, но с головами у них было что-то не так. Морды у них были тупые, словно обрубленные. Вокруг шей щетинились сверкающие шипы. Их глаза являли собой ровные черные дыры, еще более непроницаемые, чем окружающая ночь.