ТВ - эволюция нетерпимости

Телезритель – раб мерцающий перед ним картинки. Человек-стандарт, подчиняющийся незримым приказам Немигающего Хозяина. Перед нами бесконечная пустыня экрана. Пустыня, когда вы выключаете телевизор. Пустыня, когда вы его включаете. «Интеллектуальная пустыня – еще один из синонимов к понятию «телевидение».

«Все предназначено для зрения и ничего для ума. У грядущего поколения будут глаза размером с дыню и никаких мозгов». Это – американский телекритик Дин Кросби.

И все же...

Планетарное зрение или убийца времени? Революция кругозора или духовное одичание?

А, может быть, нет никакого «или»?

Тогда в каком соотношении находятся эти крайности? И могут ли они быть совестимы?

Этика как аппендикс

Телевидение начинается с этики, как театр с вешалки.

В этом был абсолютно уверен наш замечательный телеисследователь и театровед Владимир Саппак. «Ни один – даже, казалось бы, самый что ни на есть профессиональный – вопрос нельзя на телевидении решать вне его этической основы», – писал он в переизданной трижды книге "Телевидение и мы" /1963/. На протяжении десятилетий это требование считалось бесспорным. А в наши дни?

«Этический беспредел» – наиболее обиходное выражение нынешних телекритиков. Это – об эфире 90-х годов.

Девочка двенадцати лет с поразительным простодушием рассказывает на экране о своем сексуальном опыте. «А родители знают?» – «Нет» – «А если узнают?» – переспрашивает ведущая, обнаруживая еще большее простодушие. Какое там «если» – признания девочки транслируются по первому каналу на всю страну. Пикантные подробности интимной жизни политиков и эстрадных кумиров подаются, как ежедневные новости для народа. Реплики Николая Фоменко в «Империи страсти» и ненасытное любопытство музыкальных обозревателей в «Акулах пера» с их вопросами «ниже пояса», кажется, навсегда покончили с таким архаичным понятием, как «приличие».

Когда-то романтики называли телевидение – «окном в мир». На наших глазах оно становится огромной замочной скважиной.

В передаче “Профессия – журналист” ведущий, сослался на подлинные запросы публики: “Когда зритель приходит домой, его интересует не кого избрали в Думу, а с кем он сегодня ляжет в постель”. И, видимо, слегка смутившись, быстро поправился: ”Я в хорошем смысле слова имею в виду”.

Эта пошлость “в хорошем смысле слова” – без всякого злого умысла – самопроизвольно срывается с уст наших новых ведущих с той же легкостью, как порхают бабочки.

Экранные дебаты превращаются в арену для сведения политических счетов. Оппоненты обливают друг друга соком. Эротические шоу и триллеры, по мнению их создателей, помогают освобождению от животных инстинктов, которые гнездятся в любом из нас. Ежевечерние “жутики” давно уже стали для многих потребностью, едва ли не заменив снотворное. Некоторые уже не могут уснуть без потоков крови и хоровода скелетов в очередном триллере, кончающимся, впрочем, благополучно, то есть к всеобщему ужасу.

Но все это невинные шалости в сопоставлении с обгоревшими трупами и ежедневными автокатастрофами /”Дорожный патруль”/, с демонстрацией увечий в госпиталях, где жертвы находятся в бессознательном состоянии /выпуски новостей во время чеченской войны/.

Американские студенты, проходившие практику на факультете журналистики МГУ, были ошеломлены. Они никогда еще не видели на телеэкране столько крови и голых тел.

Но зарубежный опыт нам не указ. Российские ведущие не «связаны» десятками этических кодексов – хартий, уставов, доктрин, законов. Не потому ли слухи у нас выдают за факты, инсценировки за действительные события, позавчерашние новости за сегодняшние, чужие кадры за собственные, а комментарий ведущего за всенародную точку зрения. /И даже когда слух не пытаются выдать за факт, ни у кого не возникает сомнений – а нужно ли этот слух вообще обнародовать? Потому что, если это не сделаешь ты, то сделают на соседнем канале/.

Конфликтные характеры. Истероидные натуры. Субъекты, абсолютно не способные слушать, что им говорят другие. Самое печальное, что журналисты обожают подобного рода фигуры. Для них эксцентричность – синоним телегеничности. Чем фигура скандальнее, тем больше у нее шансов стать героем экрана. И любое предостережение здесь воспринимается, как цензура.

Криминализация эфира. Героизация насилия. Сексуальные откровения в то время, когда у экранов дети. Колдуны, экстрасенсы и целители довершают картину.

Когда-то победители интеллектуальных ристалищ получали в награду книги. Сегодня – пакеты с деньгами. Непредсказуемые дуэли «телезрителей против знатоков» уступили место триумфу ассигнаций над эрудицией. Ведущие викторин не требуют от участников ни артистизма, ни гражданских качеств, ни дара импровизатора. Они импровизируют сами и даже вполне артистично. Хотя все их превосходство – в готовых ответах, прочитанных в сценарии перед выступлением.

Когда-то в образовательных и учебных программах /были такие/ демонстрировались уроки этики. Но ведь любая телевизионная передача – урок этики. Или антиэтики. Даже если ее создатели об этом не думают. А, может быть, именно потому, что не думают.