ТВ - эволюция нетерпимости

Гонимая рейтингом телепресса /да и сами практики, озабоченные судорожными поисками рекламодателей/ напоминали ретивого чудака, который прыгал под потолок, все пытаясь дотянуться до перегоревшей лампочки. А на совет подумать, нельзя ли пододвинуть, к примеру, стул, лишь отмахивался с досадой: «Думать некогда! Прыгать надо».

С точки зрения прыгающих, телекритика – пережиток на пути вещательного прогресса. Но отсутствие профессиональных конкурсов, фестивальных дискуссий, аналитических форумов, книг и журналов ведет телевидение к атрофии второй сигнальной системы. Оно живет моментом, предпочитая вегетативный способ существования. В.Саппак, И.Андроников, С.Образцов превратились в фигуры из бесконечного прошлого /еще до изобретения "Музобоза"/.

Короткий период, когда политическая цензура уже закончилась, а коммерческая еще не началась, завершился быстро.

Именно в такой ситуации ветераны-критики и заговорили об угрожающем нашествии культуркиллеров. Не осознавая социально-экономической подоплеки происходящего, они персонифицировали пороки коммерческого вещания в пороки конкретных лиц, обуреваемых желанием извести культуру на всех каналах.

Эта версия о преступной деятельности новообращенных продюсеров, разумеется, была мифом. Причина заключалась не столько в киллерах, сколько в том, что, приняв американское коммерческое вещание за основу развития постсоветского телевидения, мы сами загнали себя в ловушку.

Но и новообращенные продюсеры не стремились признаться в том, что, уйдя от политической, попали в жестокую экономическую зависимость. Они пытались сформулировать собственную – защитную – систему доводов.

Это выглядело как отступление с барабанным боем.

Защита от умников

Рассмотрим наиболее типичные из «оборонительных» аргументов.

Довод первый. Народ нуждается в развлечениях, а для телевидения главное – интересы народа. /«ТВ должно информировать и развлекать», – настаивал К.Эрнст/. Такая точка зрения выглядела вполне «народной».

Однако развлечение развлечению – рознь, возражали в ответ оппоненты. Художественный и нравственный уровень многих передач у вас ниже всякой критики...

Довод второй. Такие передачи люди хотят смотреть. Подобная установка уже не только народна, но еще и демократична, – она безоговорочно защищает большинство перед меньшинством. «Я, к примеру, люблю слушать Вивальди, Моцарта, люблю художников Сомова, Бакста, Лансере. Но я отдаю себе отчет в том, что работаю на коммерческом канале», – признавался директор программ НТВ Владилен Арсеньев. А на вопрос корреспондента «Независимой газеты», что заставило интеллигентный канал создать рубрику с таким плохим вкусом, как «Империя страсти», ответил: «У «Империи страсти» хороший рейтинг. Мы хотим, чтобы НТВ смотрела не только музейная эстетствующая публика... Надо просто шире смотреть на мир».

Оппоненты напоминали о циничной реплике Богдана Титомира, когда на вопрос: «Как ты можешь такое петь?», тот ответил: «А пипл хавает». Тогда в ход шел следующий аргумент.

Довод третий. Народ в России – отсталый. Реакция нашей аудитории – это реакция страны третьего мира. «Нужно перестать кадить самим себе и рассказывать, какая мы самая образованная, самая читающая в мире страна, – настаивал тогдашний генеральный продюсер НТВ Леонид Парфенов. – Зритель у нас простодушный. В индустриальных державах «мыльные оперы» не пользуются таким громовым успехом... И не надо нагружать телевидение задачами, которое российское общество не выполнило за весь период исторического развития».

Телевидение – продукт гипермассового потребления, – еще откровеннее объяснял ситуацию руководитель художественного и развлекательного вещания ОРТ. – А чтобы он не надоедал, в него надо вводить некий код внутренней защиты. В технике это, кажется, называется «защитой от дураков». На телевидении – «защитой от умников».

Одним словом, каков народ – таково и телевидение. Несовершенное вещание отражает несовершенство общества.

Перемены, происходящие на экране, раскололи эфирных работников надвое. У одних обездуховленный телепейзаж вызывал ощущение стихийного бедствия. У других – чувство исторической неизбежности. Собственные доводы казались сторонникам коммерческого вещания неопровержимыми, а электронные коммуникации – поворотным пунктом в истории мировой культуры.

К вопросу об историческом прецеденте

«Природный француз, который в своих сочинениях не обнаружил ни одной высокой мысли, ни одного возвышенного чувства, ни одной полезной истины, у которого сердце холодное и немое существо, как устрица, а голова – род побрякушек, набитый гремучими рифмами, где не зародилась ни одна идея...», – оценивал Александра Пушкина его современник и вечный противник Фаддей Булгарин. Знаменитый роман Булгарина «Иван Выжигин» имел успех, какого не имело ни одно произведение Пушкина. Говоря сегодняшним языком, это был бестселлер.