От централизованной пропаганды к овладению основами подлинной информации — таков был смысл радикального поворота, который начался на телевидении с перестройки.
В феврале 1986-го организаторы космических телемостов впервые провели встречу "рядовых граждан на высшем уровне" /Ленинград — Сиэтл/. Никогда еще со столь близкого расстояния мы не видели, как выглядят простые американцы /"Да ведь они такие же, как и мы!»/.
Месяц спустя в эфире дебютировала «лестница» — в молодежной программе "12 этаж". И насколько же не похожи на своих родителей оказались собственные дети — ни внешностью, ни мыслями, ни поступками. «Лестница» /подростки, обжившие черную лестницу одного из столичных домов культуры, где путь с парадного подъезда им был закрыт/ вела себя вызывающе. Скандалила, забрасывала вопросами приглашенных на передачу чиновников /«Вы уходите от ответа. Скажите прямо — да или нет!»/. В своей обстановке подростки чувствовали себя отлично и были в большей мере самими собой, чем если бы их пригласили в студию. Именно «лестница» обусловила успех передачи. На нее ссылались в единственном числе: "Пусть простит меня лестница…", "Как бы мы не гневались на лестницу…", "Независимо от того, какого мнения о нас лестница…". Можно сказать, что из места действия «лестница» сразу же стала действующим лицом.
Оказалось, что смотреть еще интереснее, чем читать.
Концертная студия Останкино, когда-то заявившая о себе традицией поэтических вечеров, превратилась в общественную трибуну, где среди гостей оказались писатели, ученые, педагоги-новаторы, чей голос годами не мог пробиться сквозь стены Минпроса. Многоликий зал заставлял приглашенного мобилизовывать все духовные силы. Стоящий на авансцене едва успевал следить за блуждающим микрофоном /"Повернитесь налево! Я здесь!"/. В полемике обнаруживались неожиданные стороны темперамента. Даже отдельные фразы высвечивали характер /"Не могу я работать в вузе, — признавался школьный учитель. — Скучно. Никто не безобразничает, не стреляет из рогатки. Я профнепригоден для вуза"/.
"Вы нагнетаете ненужный ажиотаж. Разжигаете страсти. Злоупотребляете гласностью, — негодовали инспекторы из Министерства просвещения после выступлений Е.Ильина, В.Шаталова, И.Волкова, С.Лысенковой. — Теперь даже дети заявляют, что учить их надо иначе". «А если дети правы?» — возражали оппоненты. Еще недавно работать было действительно невозможно. Но кому? Да все тем же педагогам-новаторам. Их объявляли инакомыслящими, снимали с работы, отлучали от школы. И вот ситуация сдвинулась с мертвой точки. Перевернулась. Встала с ног на голову. А точнее — с головы на ноги.
Прямое вещание, объем которого за два года увеличился в 30 раз, возродило контактные передачи с обратной связью, наделявшие зрителей "телефонным правом" вторгаться в экранное действие. /Даже операторы в телестудии — и те иной раз, не выдержав, включались в спор/.
Телевидение очнулось от летаргии. Стремительно росли популярность и количество передач, где главными лицами были «ответчики», а движущей силой — вопросы телезрителей и участников, непосредственно приглашенных в студию. «Диалог», "Родительский день — суббота", 'Музыкальный ринг", "Прошу слова", "Лицом к проблеме" — названия телерубрик отражали публичное умонастроение. Как и сами жанры — пресс-конференции, телефорумы, телемитинги.
Аудитория становилась коллективным интервьюером, а человек, задающий вопросы, едва ли не самой типичной фигурой экрана. "Свободный микрофон", установленный на улице, позволял любому из сотен желающих, включиться в общественный разговор. Суждения зрителей, звонивших по ходу живой трансляции, тут же обрабатывались компьютером и комментировались присутствующим в студии социологом. Так был построен ленинградский телереферендум "Общественное мнение" Тамары и Владимира Максимовых /они же — создатели «Музыкального ринга»./ Первая передача продолжалась более трех часов — до и после программы «Время» — и собрала свыше трех тысяч мнений /звонки, телеграммы, непосредственные высказывания участников/, не считая потока тут же хлынувших писем-откликов.
Девушки, склоненные над машинками в стеклянных кабинах с номерами студийных телефонов, становились постоянными персонажами передач. Зарождалось то, что впоследствии назовут интерактивное телевидение.
«До полуночи и после» Владимира Молчанова, ночные и утренние новости, «Пятое колесо»…
Подобного рода «народная публицистика» выступала как своего рода форма общественного самосознания.
О социальном взрослении телевидения можно было судить и по тому, как менялась манера ведущих программы «Взгляд» /1987/. Горячие поклонники музыкальных видеоклипов /рубрика поначалу называлась информационно-музыкальной программой/ поднимали в эфире все более острые темы. На глазах у зрителей «Взгляд» обретал осмысленность.