ТВ-эволюция нетерпимости

Подобная эстетика декламации торжествовала и в выступлениях по типу пионерских линеек, где монологи разбивались «по голосам», а в роли пионервожатых выступали лидеры — от Геннадия Зюганова до Джуны Давиташвили. «Чем отличается социальная защита, о которой вы говорите, от социальной защиты в программах соседних блоков?» — обращалась ведущая к Джуне, интересуясь за счет каких денег блок собирается выполнять свои обещания. — «Денег? — изумлялась народная целительница /она же — академик, художник, поэт, экстрасенс, писатель/ — Нам не нужны деньги. Мы идем, чтобы давать, а не брать».

Надо ли удивляться, что в дальнейшем, даже выслушав вопрос журналиста, кандидаты поспешно старались перевести свой ответ в режим монолога /«А теперь разрешите вернуться к заранее подготовленному выступлению…»/. Еще проще поступали те, кто заранее записывал монолог на видеопленку, не обременяя своим присутствием телестудию.

Временами эту интонацию рапортов и докладов прерывали религиозные проповедники. Любое большое дело необходимо начать с молитвы, объяснял лидер Общественного мусульманского движения НУР. Почти на всех выступлениях НУРА зрителям предлагалось чтение сур из корана на казахском, башкирском, татарском, узбекском и других языках. Однако в отличие от молитв, произносимых имамами наизусть, лидер блока всякий раз зачитывал свои выступления по бумажке, отчего его слова «вместо ролика мы предпочитаем прямой эфир» звучали особенно анекдотично.

Приглашение на корриду

Вторая категория выступающих — «прокуроры» — получили свои навыки в уличных баталиях и манифестациях, столь знакомым по недавней эпохе, когда толпы пикетчиков осаждали «Останкино». Бесплатно предоставленное время в эфире такими кандидатами воспринималось как приглашение на корриду, где их политическим противникам уготована роль быков.

Вопрос «что делать» уступал место вопросу «кто виноват», а прокурорские приговоры исключали дискуссии и дебаты в принципе. Поскольку объекты критики всем были давно известны, обвинительные тирады то и дело повторяли друг друга, отличаясь лишь степенью агрессивности. Совпадала и логика выступлений — чем хуже нынешние властители, тем лучше тот, кто сейчас в эфире. Семиминутки ненависти, пронизанные социальной экзальтацией в духе Невзорова, разоблачали зловещие замыслы ЦРУ и подкупленных Америкой реформаторов.

«Импульсивные» тирады об окружающем мире, населенном врагами, которых постоянно следует обезвреживать, магнетически действовали на внушаемых зрителей, ждущих готовых формул. В первую очередь это касалось тактики лидера ЛДПР, чей рейтинг повышался от выступления к выступлению.

Николай Лысенко, лидер национально-республиканской партии, бичуя «кремлевских насекомых», «Гайдара-иудушку» и Конгресс русских общин /из-за обилия в нем нерусских фамилий/, выглядел на этом фоне особенно беззастенчиво. Он не скрывал, что все нерусское чуждо ему настолько, что, будучи депутатом, сам он ни разу — по принципиальным соображениям — не выехал за рубеж, где ужасно все, не исключая и женщин, ибо «русская женщина не идет ни в какое сравнение ни с хваленой француженкой, ни с лошадинообразной американкой, а тем более с представительницами Африки или Азии».

Попытки журналистов противостоять агрессивности и дезинформации лишь возбуждающе действовали на «обвинителей». «Я глубоко убежден, что после сегодняшнего моего выступления в так называемой демократической прессе раздастся поросячий визг и истеричные вопли…», — уверял Лысенко. — «Попрошу вас соблюдать корректность», — слабо пробовала возразить ведущая. — «А я попрошу меня показывать вот этой центральной камерой!»

Сами себе ведущие

Время от времени на экране второго канала появлялся текст из инструкции Центризбиркома о недопустимости оскорбительных и заведомо ложных высказываний, унижающих честь и достоинство конкурентов. «Извините, что мы не можем вмешаться…», — виновато объясняли зрителям журналисты, роль которых сводилась к функциям диктора.

Однако догадка о том, что доклады и митинговая лексика — не самый удачный способ покорения избирателей, навела претендентов на мысль диалогизировать свои выступления. Избегая назойливых журналистов, они научились не только сами себе задавать вопросы, но и имитировать интервью. Светлана Горячева явилась на передачу с личным интервьюером, Николай Рыжков /старший/ пригласил на эту роль народную артистку Людмилу Зайцеву, а Виктор Черномырдин — знаменитого Друзя /”Что? Где? Когда?”/. Даже малым зрителям было ясно, что такие экранные поддавки — разновидность замаскированных монологов.