Читаем ТВ СОВЕТСКОЙ ПРОВИНЦИИ полностью

Я мог пропустить, проспать все передачи, но эту посмотреть был ОБЯЗАН! И – куда деваться – я стал нагло врать. Первым делом – что передача нужная, полезная. Напомнил всем, что из-за таких передач и держат наше телевидение. И содержат. Что на передаче поднимались важные вопросы. Которые умело ставил перед руководящим работником Партии наш уважаемый Амангельды Мектепбаевич. И на которые, не менее ловко, руководящий работник отвечал… Я увлёкся… Смотрю – в помещении какой-то шорох. Смотрят на меня коллеги не только с интересом, но и с некоторым недоумением. Шёпот по рядам. Диктор наш, Иван Яковлевич Ушанов, из первого ряда делает мне какие-то знаки. Пришлось самого себя прервать, прислушаться. – Не было этой передачи на прошлой неделе! – осторожно шипел мне на всю аудиторию Иван Яковлевич. – Как? – я переспросил. – У нас с Иваном Яковлевичем завязывался странный диалог. – Не было этой передачи на прошлой неделе, перенесли! – наклонившись в мою сторону, шумным шёпотом повторил диктор. – Не было? – Удивлению моему не было границ. И все это заметили.

Нужно было что-то ответить, сказать по этому оперативному поводу. Думать было некогда. Ехидный творческий коллектив в молчании ждал.

Я улыбнулся, как будто услышал новость, весьма для меня приятную. Развёл руками и, не теряя достоинства, и уже с лёгкой грустью (новость, конечно, приятная, но радоваться тут, откровенно говоря, было нечему) произнёс: – А – жаль!..

Оператор Саша Чернухин в задних рядах сполз со стула и рыдал от смеха.

Внутренне я всегда понимал, что, как главный редактор, я определённо не на своём месте.

И всё-таки в этой должности я проработал ещё девять лет…

<p id="1">КЛАВА</p>

Весной был в Актюбинске. Проходил по бывшему Октябрьскому бульвару. Девятиэтажка. В ней когда-то жила Клава Ким, редактор детской редакции нашего областного телевидения. Пришла в студию, лет на десять, раньше меня. С ней легко было разговаривать. Весёлая. Любила рассказывать всякие смешные истории, была самым благодарным слушателем всех глупостей, которые приходили тогда в мою молодую голову. В конце восьмидесятых из редакции ушла. Преподавателем, воспитателем в школу для умственно отсталых детей. Как объясняло руководство – там выше зарплата, а каждый человек ищет, где лучше.

Я решил заглянуть в знакомый дворик. Вообще, все неказахи под видом русских из Актюбинска давно повыезжали. А, вдруг, русская кореянка-Клава ещё живёт в своей прежней квартире?..

Клава с порога кинулась мне на шею, как к самому близкому родственнику. – Саша! Саша! Ты откуда?!.. У меня в горле застрял комок. Так чисто, искренне, могут радоваться только дети. И… Я забыл уже, когда мне кто-нибудь так радовался…

Мы уселись на диван, и Клава говорила, говорила… Она говорила о телевидении. О том, как всё тяжелее становилось работать. Как новые начальники донимали мелкими придирками, как тихонько её выживали с любимой, любимой, любимой работы…

Клава была больна телевидением. Больна неизлечимо. Вообще – телевидение – это такая зараза. А Клава практически работала на областном ТВ от самых его истоков.

Тогда, в начале шестидесятых, группа энтузиастов-любителей с миру по нитке собрала бэушное оборудование редких тогда телестудий, что-то скрутили, спаяли собственными руками и сотворили это чудо – областное телевидение!

Одним из первых тележурналистов того времени была Клава Ким.

Прошло почти четверть века, а Клава о своём уходе рассказывала, как будто это произошло вчера. Сегодня. Только что.

– Недавно Актюбинская студия отпраздновала свой юбилей, пятьдесят лет – рассказывала Клава. Ну, и руководство накануне через телеэкран обратилось к ветеранам с просьбой поделиться документами, фотографиями, воспоминаниями.

Клава кинулась писать. Ведь – столько всего было!.. Передачи на Алма-Ату, детские спектакли, сказки, постановки в прямом чёрно-белом эфире с показом через громоздкую телекамеру картинок, вырезок из журналов…

Клава писала обо всём, как будто это было ещё вчера. Отнесла на студию…

Да, потом, к юбилею, была издана толстая книга. В твёрдом красивом переплёте, на плотной, ослепительно-белой, бумаге. В ней Клава нашла… несколько строчек из того, что она пыталась рассказать о первых десятилетиях Актюбинского ТВ. Больше ничего не было.

И вообще – как будто не было русской редакции.

В толстом подарочном томе юбилейного издания была написана другая, новая история Актюбинского телевидения.

Передачи на Алма-Ату, победы в конкурсах, рейтинговые программы – всё это делала казахская редакция во главе со своими мудрыми руководителями. Для приличия, конечно же, был соблюдён некоторый процент присутствия и русских журналистов. Размер процента регулировался представлениями о приличиях авторами Книги.

Клава пережила ещё одну боль.

Её практически «стёрли».

А, вместе с ней, и всю русскую редакцию.

Клава дала мне полистать юбилейное издание, а сама пропала на кухне. И через минуту я был уже туда приглашён.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука
Кузькина мать
Кузькина мать

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова, написанная в лучших традициях бестселлеров «Ледокол» и «Аквариум» — это грандиозная историческая реконструкция событий конца 1950-х — первой половины 1960-х годов, когда в результате противостояния СССР и США человечество оказалось на грани Третьей мировой войны, на волоске от гибели в глобальной ядерной катастрофе.Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает об истинных причинах Берлинского и Карибского кризисов, о которых умалчивают официальная пропаганда, политики и историки в России и за рубежом. Эти события стали кульминацией второй половины XX столетия и предопределили историческую судьбу Советского Союза и коммунистической идеологии. «Кузькина мать: Хроника великого десятилетия» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о движущих силах и причинах ключевых событий середины XX века. Эго книга о политических интригах и борьбе за власть внутри руководства СССР, о противостоянии двух сверхдержав и их спецслужб, о тайных разведывательных операциях и о людях, толкавших человечество к гибели и спасавших его.Книга содержит более 150 фотографий, в том числе уникальные архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Виктор Суворов

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Свой — чужой
Свой — чужой

Сотрудника уголовного розыска Валерия Штукина внедряют в структуру бывшего криминального авторитета, а ныне крупного бизнесмена Юнгерова. Тот, в свою очередь, направляет на работу в милицию Егора Якушева, парня, которого воспитал, как сына. С этого момента судьбы двух молодых людей начинают стягиваться в тугой узел, развязать который практически невозможно…Для Штукина юнгеровская система постепенно становится более своей, чем родная милицейская…Егор Якушев успешно служит в уголовном розыске.Однако между молодыми людьми вспыхивает конфликт…* * *«Со времени написания романа "Свой — Чужой" минуло полтора десятка лет. За эти годы изменилось очень многое — и в стране, и в мире, и в нас самих. Тем не менее этот роман нельзя назвать устаревшим. Конечно, само Время, в котором разворачиваются события, уже можно отнести к ушедшей натуре, но не оно было первой производной творческого замысла. Эти романы прежде всего о людях, о человеческих взаимоотношениях и нравственном выборе."Свой — Чужой" — это история про то, как заканчивается история "Бандитского Петербурга". Это время умирания недолгой (и слава Богу!) эпохи, когда правили бал главари ОПГ и те сотрудники милиции, которые мало чем от этих главарей отличались. Это история о столкновении двух идеологий, о том, как трудно порой отличить "своих" от "чужих", о том, что в нашей национальной ментальности свой или чужой подчас важнее, чем правда-неправда.А еще "Свой — Чужой" — это печальный роман о невероятном, "арктическом" одиночестве».Андрей Константинов

Александр Андреевич Проханов , Андрей Константинов , Евгений Александрович Вышенков

Криминальный детектив / Публицистика