Тварь

Он прожил с нею больше года, но только теперь понял, насколько они чужие друг другу люди. Ему не о чем было с ней разговаривать. То, как она слушала его, раскрыв рот, было только игрой, частью её замысла. На самом же деле её ничего не интересовало, кроме тряпок и сплетен. И она часами могла говорить по телефону с какими-то своими подругами о выкройках – она сама шила, – о тканях, о журналах, печатающих светскую хронику. Она ничего не читала, кроме этих журналов, да ещё каких-то романов, которые отчего-то называются «женскими». Роман Николаевич знал прекрасных авториц – Авилову, Гиппиус, Тэффи. Но он никогда не слышал, чтобы их произведения называли «женскими». Очевидно, здесь было в другом дело. Над этими романами Тамила Анатольевна плакала и после прочтения каждого долго лежала, смотрела в одну точку и улыбалась каким-то своим мыслям. Как-то, пока её не было дома, Роман Николаевич ради интереса взял у неё со столика карманное издание одного из романов и попробовал было читать. Через несколько страниц у него перехватило дух. Он подобрал валявшуюся тут же ручку и стал править стилистические ошибки, но потом плюнул и выбросил книгу в форточку.

Тогда же он открыл для себя, что Тамила Анатольевна говорит с сильным малороссийским акцентом. И очень удивился, как раньше не замечал этого. Она, прожив в Москве двадцать с лишком лет, упорно смягчала «г», произносила «шо» вместо «што», в слове «крапива» ставила ударение на последнем слоге, а в слове «кишки» – на первом.

И эта глупая женщина, эта паучиха с помощью ряда несложных манипуляций так прочно завладела им, что он не видел выхода из своего положения. Он признавался себе, что боится её, боится, как бы она не подстроила ему какой-нибудь каверзы. Особенно после того, как она попросила его написать завещание.

У её подружки умер муж и, узнав об этом, Тамила Анатольевна сказала:

– Солнце моё, мало ли, шо может случиться?.. Всё бывает... Видишь, как с Оленькой Курикцей нехорошо получилось... Муж умер, завещания же не оставил... И всё, ну, просто всё захватили эти гадёныши – его дети от первого брака... Видишь, как бывает? Солнце моё... Напиши на мене завещание...

Больше всего его возмутило, что она нисколько не стеснялась просить его об этой малости.

– Мне нечего тебе завещать, – ответил он сухо. – Всё записано на родителей... Если у тебя хватит наглости, попроси их написать тебе завещание...

Она обиделась и не разговаривала с ним несколько дней.

«Страшная, развратная, никчёмная женщина!» – думал Роман Николаевич.

Когда родился ребёнок, мальчик, Тамила Анатольевна с первого же дня стала почему-то ласково называть его так: «сын президента». Тогда же атаки Премилова на Романа Николаевича усилились. Он стал звонить ещё чаще и, очевидно, подстрекаемый Тамилой Анатольевной, которая жаловалась ему на безденежье, ещё настойчивей уговаривать Романа Николаевича перейти на работу в его фирму. Плати Премилов Тамиле Анатольевне напрямую, это вскрылось бы вскоре, ведь она нигде не работала. А как было бы удобно, если бы Роман Николаевич приносил домой жалованье, выплаченное ему Премиловым! «Ну, уж нет, голубчики! – злорадствовал про себя Роман Николаевич. – Этот номер у вас не пройдёт! Этой радости я вам не доставлю!»

К Премилову присоединилась и Тамила Анатольевна. Она ходила за мужем по пятам и убеждала его бросить научную работу, ссылаясь на недостойный заработок.

Она не понимала его занятий наукой, не понимала, как можно добровольно работать за такую зарплату. Будучи сама алчной и лживой, она всех подозревала в алчности и лживости. И сейчас она была уверена, что Роман Николаевич просто завидует Премилову и не хочет становиться его подчинённым. В конце концов, у Романа Николаевича не выдерживали нервы, и он начинал кричать и топать на жену ногами:

– Дура! Заткнись! Ты же ничего не понимаешь, шлюха ты! Заткнись! Сама иди к нему работать!

Но она не понимала, о чём он. И продолжала своё. От криков начинали плакать дети. И тогда ему становилось совестно и от детей, и от неё. Он просил у неё прощения, но она, почуяв слабину, надувалась, уходила и после не разговаривала с ним подолгу.

И глядя на неё, Роман Николаевич иногда думал, что она, наверное, вполне довольна жизнью. Теперь у неё есть всё, что положено иметь порядочной женщине. Есть муж, есть дети, есть даже любовник! А может, и не один... Есть дача, машина. Соседей по коммуналке расселили по отдельным квартирам, и Тамила Анатольевна осталась полноправной и единовластной хозяйкой трёх комнат на Ленинском. Недавно купили ей шубу на рынке, а ещё раньше – колечко с малюсеньким камушком. «И, наверное, – думал Роман Николаевич, – ей совсем неважно, как она всё это получила. Вряд ли она думает о цене – ей важен результат!»