Тварь

– В подвал полез, упал, – отвечал ему голос из трубки, который принадлежал Максимову.

– Знаю я твой подвал… Это не подвал, это яма! Допился? Четыре месяца! Ты ошалел? Я тебя, суку, в инвалидное кресло усажу и привезу сюда! Ногу он сломал…

– Коля, придумай что-нибудь, пожалуйста… Там командировок не намечается?

– Да нет, вроде… По плану нет ничего. Экстренного вроде тоже… «Фаворит» этот только достал уже… Но тут я и так сам разбираться хотел.

– Всё соскочить хотят?

– Да! Цены их, видите ли, перестали устраивать…

– А уступить?

– А это, не твоего ума дела, Валера. Ладно, выздоравливай… Свяжемся. Телефон разрывается уже.

Сенин отложил мобильный телефон в сторону и взял трубку стационарного, который, в самом деле, уже давно не умолкал.

– Сенин, слушаю!

– Сенин, а чем слушаешь? Я долго тебе трезвонить буду? Куришь там что ли? Это Санько!

Санько был генеральным директором «Индекса». Он вполне мог даже не представляться, ведь такие мелодии Сенин угадывал с трёх нот, а если Санько был зол, даже с одного вздоха.

– Нет, Сан Иваныч! Просто замешкался. Чем обязан?

– Престижной для наших краёв работой, Коля! Шутка… Максимова ко мне! Срочно!

На лице Сенина появилась тревога.

– А нет Максимова…

– Как это нет? В командировку мы его не отправляли…

– Нет, он не в командировке.

– А где? Он же вечно в строю. Ходит на работу даже больным. В отпуска вообще не ходит… Он умер? Да он бы и мёртвый пришёл…

– Он чисто физически не смог прийти. Максимов сломал ногу.

– Вот это поворот! Так, так, так… Думаем быстро. Подумал. Бери личные дела всех своих менеджеров и дуй ко мне!

– А зачем…

– Просто возьми дела и дуй ко мне! – Санько вколачивал слова словно гвозди.

– Сейчас буду.

Сенин положил трубку, вытер пот со лба и тяжело выдохнул.

– Не нравится мне это, ой не нравится… Не к добру…

Николай Валерьевич открыл один из сейфов, извлёк из него стопку папок, запер сейф и стремительно вышел из кабинета, громко хлопнув ни в чём не повинной дверью.

В коридоре он встретил праздно шатавшихся Альберта и Валентина, заблудившихся на перекуре.

– Здравствуйте, Николай Валерьевич!

– Здорова! Если бы я не спешил, спросил бы у вас, какого чёрта вы шляетесь где попало в рабочее время!

– Мы…

– Я же сказал, что спешу! – бросил Сенин и скрылся.

– И действительно, какого чёрта мы тут забыли… От начальства нужно прятаться, а мы сами пришли. Папки потащил… – задумчиво произнёс Альберт.

– Что за папки?

– Дела личные.

– Может увольнять кого-то собрались? – рассмеялся Валя.

– Всё может быть. Не знаю, не знаю… Но что я со своих метр девяносто заметил, так то что твоя папка лежала сверху, дружище…

– Да ну тебя…

– Честное слово. Разрази меня гром, если вру! Смех смехом, а пошли-ка лучше поработаем. От греха подальше…

Между тем Сенин торопливой походкой добрался до кабинета генерального директора – Александра Ивановича Санько.

Санько – мужчина, которому уже скоро должно было стукнуть полвека – невысокий,  худощавый, с большим крючковатым носом и довольно большими глазами, спрятанными за дорогими тонкими очками. Величина глаз иногда менялась, и собеседников этот факт должен был тревожить, да и тревожил в девяти случаях из девяти. Александр Иванович когда-то был брюнетом, но во время описываемых событий был совершенно седым. Макушка его не была обременена волосами. Такую разновидность лысины порой называют «родничок» или «озеро в лесу», но таких метафор про себя Санько никогда не слышал, а мысли читать не умел. Вслух же при нём такого никто не говорил, поскольку человеком он был очень своеобразным – злым и самолюбивым. Несмотря на небольшую комплекцию, зла в нём было на десятерых. Значимость свою Санько подчёркивал всегда. Даже его должность, называемая ранее коротко – «директор», когда-то, по его воле, стала звучать громче и убедительнее – «генеральный директор».

Александр Иванович был, как правило, резким и вспыльчивым человеком, но ярость у него частенько сменялась весельем. Во время этого веселья он много шутил. Чувство юмора у него было странным и односторонним. Ему можно было шутить, чем он активно пользовался, над ним ни в коем случае. С подчинёнными он был жёсток, а иногда даже жесток. Наказывал он много и без разбора. Пряник в арсенале Санько также присутствовал, но пряник этот был только для тех, кто ему импонировал и был чёрствым и невкусным. Но, несмотря на всё это, Александр Иванович считал, что подчинённые его боготворят. Что считали сами подчинённые, было неизвестно, по крайней мере, в присутствии Санько они если и могли что-либо считать, то разве что на калькуляторе или счётах.

Александр Иванович управлял «Индексом» целую вечность, и уходить с этой должности не собирался, хотя варианты были. Московские владельцы фирмы предлагали ему варианты карьерного роста в столице, но Санько предпочитал оставаться удельным князем и от таких предложений деликатно отказывался, а так как показатели у «Индекса» всегда были на высоком уровне, этим владельцам приходилось прислушиваться к его мнению.

– Разрешите? – спросил Николай Валерьевич и после положительного ответа вошёл, – Вот, принёс дела…