Тварь размером с колесо обозрения

Мне назначили лечащего врача: и это был не профессор Светицкий. Мы с Яной испугались: мы ведь хотели, чтоб оперировал Павел Викторович. Мы ведь договорились с ним, и он был не против. Нам объяснили, что все в порядке: оперировать будет Павел Викторович, а этот врач будет меня вести во время моей госпитализации. И, кроме того, ассистировать профессору на операции. Врач оказался доброй улыбчивой женщиной небольшого роста. Ее звали Ирина Валентиновна. Ирина Валентиновна приняла меня в процедурном кабинете отделения опухолей головы и шеи и сказала, что уже посмотрела историю моей болезни. Что все не так уж и плохо. Что мне удалят кость, а потом, может быть, облучат. А может, и нет: в зависимости от распространения опухоли. Я спросил: а что насчет глаза? Она, кажется, удивилась: насчет глаза? Я спросил: я могу потерять его? Ирина Валентиновна нахмурилась и пощупала меня под глазом. Потом сказала: я уточню у Павла Викторовича.

Мы поднялись наверх — обустраиваться в общей палате; Яна помогала разбирать вещи, я застилал койку. Палата находилась почти напротив кабинета Светицкого. Было жарко. Кондиционер имелся, но не работал: даже не включен в розетку, и пульта нет. Кроме меня в палате находился пожилой мужчина, бледный, с обвисшей кожей. Он читал газету, нацепив на нос круглые очки. Еще одна кровать была разобрана, но пустовала. Василий на операции, пояснил пожилой мужчина, не поднимая глаз. Завтра привезут.

Ирина Валентиновна, видимо, поговорила с Павлом Викторовичем, потому что позвала меня поговорить на первый этаж. Я послушно спустился. Она села рядом со мной на кожаный диван в коридоре, сочувственно посмотрела. Теперь она говорила со мной как с ребенком. Сказала, что я и впрямь могу потерять глаз. Сказала, что после операции мне придется привыкать жить по-новому: надо будет всю жизнь проверяться. Ничего не поделать: такой диагноз. Она смотрела на меня с большим сочувствием. Меня затошнило. Думаю, она хотела как лучше с этим ее сочувствием; но это было сочувствие к человеку, которому немного осталось. Ирина Валентиновна с таким же успехом могла повторить слова доктора из областной: вам остался, может быть, год. Так все это звучало.

Я сказал: хорошо. Я понимаю. Мне хотелось поскорее уйти; но я вежливо смотрел чуть мимо нее и вежливо слушал. Ирина Валентиновна сказала: я спросила у Павла Викторовича насчет операции в пятницу, но он говорит, что не хочет оставлять вас на выходные без присмотра, так что операцию проведем в понедельник. Я спросил: а если операция все равно аж в понедельник, можно я проведу выходные дома? Мне хотелось убежать отсюда хотя бы ненадолго. Провести свои последние дни не в больнице.

Ирина Валентиновна посмотрела на меня с еще большим сочувствием. Она сказала: надо поговорить с заведующей.

И она действительно поговорила с заведующей. До вечера воскресенья меня отпустили домой. Мне сказали: вечером воскресенья чтоб как штык.

Я сказал: обязательно.

Глава одиннадцатая