Тварь размером с колесо обозрения

— Ты туда башкой вперед провалишься, если полезешь, — сказал Рома. — Не дури.

Дима подумал:

— Я бы рискнул.

— Не стоит, — сказал я. — Давайте еще посмотрим.

Мы шагали вдоль забора, стараясь не напороться на арматуру; внимательно разглядывали окна дельфинария. На одном из них сварная решетка закрывала только три четверти окна; оставшаяся четверть была кое-как прикрыта обрезками фанеры, натыканными беспорядочно: лишь бы держалось. Если эти обрезки убрать, в окно можно будет протиснуться. Дима схватил один обрезок и неожиданно легко его вытащил — как гнилой зуб. Образовалась дыра: Рома посветил туда. В глубине помещения блеснула плитка. Мы поочередно посмотрели внутрь.

— Бассейн, — сказал Рома. — Маленький детский бассейн. Пыли сколько! — Он чихнул.

Дима попытался вытащить еще один кусок фанеры, но тот сидел крепко. Дима стал его расшатывать: не поддается. Дима уперся кроссовкой в стену: никак. Уже совсем стемнело; в небе лежали слепящие осколки звезд.

— Давайте все-таки попробуем договориться с охранницей, — предложил я.

Мы обошли здание, вернулись к светящемуся окну. Дима с Ромой переглянулись.

— Ну?

Я постучал по стеклу. Мы подождали. Свет горел, но к окну никто не подходил. Не раздавалось ни звука. Я снова постучал: еще несколько минут ожидания и ничего.

— Может, ее там и нет, — сказал Рома. — Ушла, а свет оставила, чтоб думали, что на месте.

Предположение показалось логичным. На всякий случай я постучал еще раз, уже без всякого стеснения: ясно было, что договариваться не придется, никто нам не откроет.

— Ну что, домой? — предложил Рома.

— Давайте еще раз попробуем то окно, — сказал Дима. — По-моему, в последний раз мне удалось расшатать доску.

Мы завернули за угол. Дима расшатывал фанеру, а мы с Ромой зубоскалили. Дима вспотел от напряжения.

— Пацаны, хватит ржать, помогите, что ли!

Рома взялся за фанеру и выломал кусок вместе с гвоздем. Дыра стала немного больше, но все равно недостаточно, чтоб пролезть. Работа кипела.

— Пить хочется. Кто-нибудь воды захватил?

Я достал из рюкзака бутылку минералки. После получаса непрерывного труда мы все тяжело дышали и вытирали пот. Дима нашел на земле камень и долбанул им по доске: раздался звук, похожий на выстрел, по дереву пошла трещина, но доска выдержала.

— Эй, тише, — шепнул Рома.

Кто-то подошел к контейнерам выбросить мусор. Мы замерли. Отсюда было видно контейнеры и человека с мусорными пакетами в руках, но очень смутно, потому что совсем стемнело, а электрический фонарь возле контейнеров едва светил и помаргивал. Не знаю, заметил ли нас человек; в любом случае он ушел, ничего не сказав. Дима еще раз ударил по доске: безрезультатно. Дима чертыхнулся и отбросил камень.

— Давайте завтра лестницу притащим, — предложил он. — На втором-то этаже решеток нет, легко залезем.

— Как ты себе это представляешь? — хмыкнул Рома. — Лестницу на глазах у всех переть? Тогда уж точно вызовут ментов.

— Да мы осторожненько. На тачке привезем.

— До-о.

— Сам ты «до-о», блин.

— А лестница у тебя есть вообще?

Дима почесал затылок.

Я вспомнил:

— У Крупковского есть складная лестница, можно одолжить. Но ее не хватит: тут высоко. Можно скинуться, конечно, и купить новую.

Дима нахмурился. Потом улыбнулся:

— Тю. К черту лестницу. У меня ведь гвоздодер есть. С гвоздодером мы тут быстро расковыряем.

Было предложено собраться здесь завтра, но уже с инструментом. Однако завтра не получалось у Ромы. А послезавтра нашлись дела у Димы. Таким образом, приехали сюда снова мы только через три дня в пятницу вечером. Ничего не изменилось. Здание выглядело таким же серым и обшарпанным; все те же решетки на окнах первого этажа. Свет в комнате охранницы горел. Мы постучали туда на всякий случай: никто не открыл. Внезапно нас окликнул проходивший мимо старик в спортивном костюме:

— Вам Любаша нужна?

Мы переглянулись.

— Здравствуйте, — сказал я. — Да, хотели с ней поговорить.

— Да она у внуков! — Старик подмигнул. — Это уж точно, кошелка старая! — Он глядел на нас без подозрения, очень доброжелательно. — На другом конце города. Свет зажигает, чтоб хулиганов отпугивать, а сама — фьють!

— Жаль.

— Она вам свой телефон не оставила?

— Нет.

Старику хотелось поговорить. Он проводил нас до угла здания, не переставая громко рассказывать о старой кошелке Любаше; видно, они давно были знакомы. Мы узнали, что Любаша — вредная, но добрая бабка. Печет отличные блины, которыми угощает весь двор. А сама блины не ест: у нее диабет. Кроме того, она глуховата: вы на всякий случай еще постучите, вдруг не услышала. Хотя, конечно, куда там не услышала: у внуков она!

На углу дома мы вежливо попрощались со стариком и остановились возле кирпичной стены; я притворился, что роюсь в рюкзаке. Старик, бормоча под нос, побрел по грунтовой дорожке между старыми тополями.

— Любопытно, что он не удивился, что у нас какие-то дела к этой Любаше, — заметил Рома.

— Может, она травой торгует? — Дима сделал круглые глаза. — Чего смеетесь? Чем еще бабке заниматься? Вот и устроила маленький бизнес.

Мы нырнули в узкий проход между забором и зад-ним фасадом дельфинария. Дима достал гвоздодер.