Тварь у порога<br />(Сборник рассказов ужасов)

Когда-то в незапамятном прошлом существа старого и умирающего мира, мудрые в своем бездонном знании, заглянули в отдаленное будущее в поисках новой среды и новых форм, в которых они могли бы обрести еще более продолжительное долголетие. По завершении всей подготовительной работы они осуществили массовую засылку туда своих разумов, чтобы те проникли в тела конусообразных организмов, населявших землю миллиарды лет назад. Так и возникла Великая Раса, тогда как мириады отправленных в еще более далекое прошлое разумов были обречены на вымирание в образе странных для них кошмарных существ. Когда же над этой расой вновь нависнет угроза гибели, она в очередной раз выживет, имплантировав лучших представителей своего разума в такие организмы, которые будут иметь больший цикл физического существования.

Такова была подоплека чудовищного хитросплетения легенд и галлюцинаций. Когда же примерно в 1920 году я придал своим исследованиям достаточно стройную форму, то сразу ощутил некоторое ослабление непонятного психологического давления, которое испытывал на более ранней их стадии. А может, все мои ощущения, если их очистить от чисто эмоциональных наслоений, и в самом деле смогут найти свое вполне рациональное объяснение? В период амнезии любая случайность могла подвинуть мой разум на изучение тайн оккультизма, и я стал вникать в содержание запретных легенд, встречаться с членами древних и несправедливо ошельмованных культов, что, в свою очередь, дало пищу для беспокойных снов и тревожных ощущений, которые стали одолевать мой мозг уже после выздоровления. Ведь подобное и в самом деле могло стать ключом к разгадке мучивших меня тайн.

Что же до заметок на полях книг, сделанных таинственными иероглифами и на других незнакомых мне языках, но убежденно приписываемых мне всеми библиотекарями, то, находясь во власти своей «побочной» личности, я мог где-то нахвататься по верхам чужеземной речи, а непонятные закорючки попросту явились продуктом моих фантазий, базировавшихся на описании старинных легенд, и позднее также нашедших отражение в сновидениях. В своих беседах с известными культовыми деятелями я неоднократно пытался Отыскать истоки тех или иных фрагментов моих видений, но так и не смог нащупать сколь-нибудь убедительных связующих звеньев.

Временами меня вновь начинал беспокоить явный параллелизм многих эпизодов из жизни глубокой древности, хотя, с другой стороны, я понимал, что в далеком прошлом стимулирующий эмоции фольклор носил гораздо более универсальный характер, нежели в наши дни.

Возможно, все остальные заинтересовавшие меня жертвы амнезии также были давно и достаточно близко знакомы с содержанием историй, которые мне лично стали известны лишь в период господства «побочной» личности. Когда эти люди лишились памяти, они стали ассоциировать себя с созданиями, порожденными их собственными мифами — например, о легендарных пришельцах, якобы подменяющих разум людей, — и это послужило для них толчком к поиску источников знания, якобы находящегося в воображаемом доисторическом прошлом. Затем же, когда к ним вновь возвращалась память, они словно поворачивали вспять свои ассоциативные процессы, и начинали думать о себе как о бывших «гостящих» разумах, а не об «интервентах», что и порождало сновидения и псевдовоспоминания типично мифологического характера.

Несмотря на кажущуюся сложность и запутанность подобных объяснений, они в конце концов вытеснили из моего сознания все остальные версии, в первую очередь по причине очевидной слабости таковых и, надо сказать, значительное число известных психологов и антропологов также вскоре встали на мою точку зрения.

Чем больше я размышлял над этой теорией, тем более убедительной она мне казалась, пока в итоге я не воздвиг действительно неприступный бастион, противостоявший продолжавшим осаждать меня видениям и впечатлениям. К примеру, если ночью меня посещал какой-то странный сон, я наутро говорил себе, что это лишь результат чего-то прочитанного или услышанного мною ранее; или, скажем, у меня возникало какое-то странное, омерзительное псевдовоспоминание — я успокаивал себя словами о том, что это также лишь отголосок каких-то мифов, усвоенных в период господства моей «побочной» личности. Ничего из того, что мне могло присниться или что я мог почувствовать, теперь не имело для меня ровным счетом никакого значения, а следовательно и не представляю никакой реальной опасности.

Вооружившись подобной концепцией, я постепенно восстанавливал душевное равновесие даже несмотря на то, что видения (чаще, чем ощущения абстрактного характера) с каждым днем становились все более частыми и обескураживающе подробными. В 1922 году я снова смог приступить к регулярной работе и найти практическое применение моим новым знаниям, устроившись в университет в качестве консультанта кафедры психологии.