Тварь внутри тебя

— Горничная из трогов, созданная, чтобы работать по хозяйству внутри замка и в моих личных комнатах. Она была рождена здесь и не представляла себе иного существования, а поэтому вернулась назад в тот единственный дом, который знала. Я узнала об этом сразу же, в момент, когда она только ступила на первую ступеньку самой нижней лестницы; она услышала мой мысленный призыв и поспешила так быстро, как могла. Но она была измучена долгим пребыванием на холоде в диких просторах и смертельно устала от подъема. Устала до смерти.

— Она умерла? — Гарри почувствовал легкую печаль Карен, как если бы умерла любимая домашняя зверушка.

Карен кивнула.

— Но сначала она сняла серебряную цепочку с моей двери и выбросила прочь колдовское варево! Потом она упала и умерла, а я увидела свой шанс. Пока ты спал, я надела на ее тело свое лучшее белое платье и сбросила ее с крепостного вала. Она падала и падала вниз, как будто летела! Но потом ударилась о скалы и разбилась. И это было то, что ты увидел, когда посмотрел вниз с высокого балкона, Гарри. А я — я спряталась и дождалась, пока ты не ушел отсюда.

Некроскоп все понял.

— Я вернулся назад, в сады Обитателя, — сказал он. — Мой сын знал, что я сделал. Опасаясь за самого себя, он взял всю мою силу и выдворил меня назад в мой родной мир, где какое-то время я оставался обычным человеком. Но я обнаружил там чудовищ, а они обнаружили меня. Кончилось все тем, что я, как видишь, стал сражаться с одним-единственным вампиром, вампиром в себе.

Карен легла между его раздвинутых ног.

— Какой ты сильный, Гарри, — вздохнула она с удивлением. — Похоже, ты снова полон до краев.

— Видеть твое лицо, — ответил он, — ощущать аромат твоего тела, чувствовать влагу твоего естества... что же мне еще оставалось делать, как не наполниться вновь?

Он приподнял ее и посадил прямо на свой жезл, но вдруг она соскользнула с него и выбралась из постели.

— Нет, не здесь, — тяжело дыша проговорила она.

— М-м?

— Там, — сказала она.

— Где же?

— В твоем таинственном месте.

— В пространстве Мёбиуса? Заниматься любовью там?

— Почему бы и нет. Разве это святое место? Гарри не ответил. Кто знает? Может, так оно и есть.

— Возьмешь меня туда, Гарри? Ты будешь меня любить там, возьмешь прямо там?

— Да, — прохрипел он, — Я покажу тебе такое место, что тебе и не снилось, где мы сможем трахаться секунду или столетие, сколько захочешь!

Она впорхнула в его объятия, и, сбросив с нее простыню, Гарри оказался вместе с ней в пространстве Мёбиуса.

— Но... здесь так темно! — шепнула она, раздвигая шире свои прекрасные бедра и направляя его в себя. — Я хочу видеть тебя; как дрожит твое лицо, когда ты входишь в меня, как спадает твое напряжение и начинается истома.

— Будет тебе свет, — проворчал он... и в следующий миг вдруг почувствовал леденящий страх. Будто было что-то от богохульства, хотя он меньше всего хотел этого. Будет ей свет: голубой, зеленый и чуть-чуть красного. И когда она ногтями впилась в его ягодицы, он дернулся, вспенился в ней, и они одновременно, со стоном прошли сквозь дверь в будущее.

И тогда она увидела будущее, убегающее от нее, и алый свет, струящийся из ее тела, с очень небольшой долей голубого. Свет Карен смешивался со светом Гарри, они были свиты в одно целое, как и их тела, и его свет был лишь немного менее красным, чем ее.

— Наши линии жизни, — объяснил он. — Они бегут в наше будущее. — И процитировал Фаэтора: — Они бегут быстрее, чем жизнь!

— Мы вместе спешим в будущее, — ответила она, вся дрожа, полная впечатления от увиденного и от толчков Гарри, взрывающегося внутри нее. И, немного помедлив, спросила: — А голубые?

— Голубые — это Странники, — сказал он ей. — Жизни обычных людей.

— Горящие красным линии могут принадлежать только Вамфири! Тем, кто выжил в Ледниках. А зеленые — это, должно быть, троги. Я... никогда не видела таких красок, такого света! Даже самое яркое северное сияние над Ледниками никогда не было таким ярким, как этот свет.

Гарри сжал в ладонях ее груди и снова вошел в нее, и она почувствовала, как его семя орошает стенки ее лона, и вся содрогнулась под его напором.

— Твой сок прохладен, как струи водопада.

— Нет, он горячий. Но кажется прохладным по сравнению с твоим сосудом; он пышет жаром, словно вулкан. На самом деле мы оба холодны, Гарри. Оба, — простонала она.

— Мы Вамфири, — ответил тот, — но мы смертны. Мы никогда не умрем, как “умирают” люди, укушенные вампиром, и спят до тех пор, пока не восстанут из могилы. Я должен быть холодным — должен вожделеть, как Вамфир, обладать неуемным желанием жить, чтобы набраться грязного чувственного опыта, но не должен при этом сдаваться на милость своей твари.