Агаша покраснела и отошла быстро в сторону. Неужели у нее на лице написано, что приезжая? Правильно наглый частник ее раскусил.
Выскочила на дорогу, замахала рукой, как машут стартеры из палубной команды авианосцев. Остановившемуся на старом «жигуленке» пенсионеру скороговоркой в раскрытое окошко выпалила:
– До телецентра на Королева, пятьдесят рублей?..
Забираясь в разбитую машинку, поймала на себе презрительно-ненавидящий взгляд того наглого частника, что требовал шестьсот.
Агаша отвернулась.
Ехали молча. Агаша постаралась на себя напустить строгий вид. Но нет, не похожа она на крутую модную штучку, что едет на телевидение на работу. Ведущей или помощницей режиссера.
Подъезжая к Останкино, Агаша размечталась. Размечталась, что будет вот когда-нибудь каждый день ездить сюда по этой вот улице на своей машинке. На своей собственной модной машинке вроде вон той – «Пежо», в которой сидит фифа с огромными глазищами. Будет ездить в Останкино в телецентр, где у нее будет свой кабинет, свой столик в кафе на первом этаже, свое парковочное место на стоянке…
А Наташка, естественно, уже в стеклянном предбаннике перед бюро пропусков стоит. Стоит – ни стыда ни совести.
– Ты что? Ты без меня хотела пойти?
– У меня батарейка в мобильнике подсела, а мы с тобой про выход-то не договорились, я на маршрутку – и сюда, – оправдывалась Натаха. – Иди скорее пропуск выписывай, вон к той вон девушке сперва, к ассистентше…
Агаша на Наташу обиделась.
Точно, она одна, без нее хотела на съемки попасть.
– Паспорт в Москве зарегистрирован? – неприветливо спросила ассистентша.
– У меня билет обратный на завтра есть, в Тверь, – выпалила Агаша.
– А надо, чтобы и сюда, – бросив на Агашу короткий безучастно-дежурный взгляд, с усталым укором сказала ассистентша.
Сердечко в груди у Агаши замерло. Ох! Что же она – террористка, что ли?
– Ну ладно, – сжалилась вдруг ассистентша, – пойду попрошу, может и по обратному билету пропуск выпишут…
Пошла. Агаша ее даже в спину перекрестила, как это бабушка Вера часто делала, когда Агаша на экзамен или в поликлинику уходила.
Всю группу массовки, сколько их тут набралось – десятка два таких же, как они с Наташкой, энтузиасток и энтузиастов – повели через рамку и турникет мимо двух дядек в бронежилетах с автоматами. У автоматов такие смешные конические раструбы на стволах, как у старинных пиратских пистолетов с картинок про Бармалея.
Прошли гурьбой до лифта, гурьбой по коридорам до студии. Как барашков пастухи водят. Только посоха и овчарки этой ассистентше еще не хватает.
Когда ехали в лифте, Агаша перехватила несколько, как ей показалось, презрительно-насмешливых взглядов. На их толпу небрежно посматривала надменная девица с папочкой в руках. Наверно, режиссерская секретарша, а в папочке, наверно, или сценарии, или договоры с актерами или сценаристами…
Уж у них-то все в порядке – у секретуток, как называет таких Наташка.
И с московской регистрацией, и с норкой-квартиркой. Папочка из министерства дочку в МГУ на филфак или на журфак после школы определил, а после журфака сюда – по звонку по знакомству. И уж наверно папочка в честь писательницы дочку не называл. А оттого что имя правильное, у девочки этой и жизнь правильная. Приезжает в Останкино к одиннадцати да еще, оправдываясь дорожными пробками, на полчаса опаздывает, фантазировала Агаша. Потом полчаса макияж да с подружками бавардаж. Бавардаж – значит «болтовня» по-французски. Еще в музыкальной школе в Твери, где она отучилась целых семь лет, такие слова любил ввернуть преподаватель ее Амадей Сергеевич. Кофе, сигареты… Работа, тоже мне, вдруг раскипятилась про себя Агаша. Отнести ксерокопию договора из кабинета в кабинет. А попробовала бы такая три тонны грязной посуды со столов в мойку перетаскать да три тонны заказов с кухни и из бара клиентам на столы, как она, Агаша, выпускница музыкальной школы с красным дипломом…
В первый же день с такой работы убежит! А еще глядит с презрением – мол, ты мне не ровня, ты приезжая без регистрации – в массовку пришла, а я штучка-дрючка московская. Я тут наравне с воротилами большого бизнеса общаюсь, и вообще…
Агаша вдруг опомнилась. А хотела бы она такую жизнь? Променяла бы свой официантский подносик и передничек на папку с документиками? Еще бы!
Джон подошел к ним во время всеобщего перекура.
Администраторша сжалилась, отпустила массовку организованно покурить.
Этот Саламахин, звезда-ведущий, целый час жарил-парил всех под ослепительными и невыносимо жаркими лампами и наконец умчался к себе в кабинет, где наверняка его ждали кондиционер и вода «Перье» со льдом. Умчался, а ассистентше не велел их распускать, мол, «щас вернусь и продолжим». Но он полчаса не возвращался, и ассистентша разрешила – только далеко не уходить! – сходить пописать или покурить.
Джон к ним с Наташкой тут и выкатился. Прямо как черт из коробочки. Скорее – чертик. То есть они потом узнали, как его зовут, а пока стояли и глазели на смуглого вертлявого парня с длинными вьющимися бакенбардами.