Твари

— Не спорю. — Бардин вздохнул. — Но шум будет до небес. Докажи теперь, что не мы весь этот спектакль затеяли — с целью, и так далее…

— Кому доказывать?

— Кому? — Подполковник воззрился на Кремера. — Нам — начальству. А оно, в свою очередь, уже дяде Семе твоему любимому, кому же еще!

— А вы перчаточки его на анализ возьмите, — произнес майор. — И кровь того паренька, которого он у подъезда жизни лишил.

— Ничего кровь эта не даст, Петр, — сказал Бардин. — Диагноз даже я могу поставить, не глядя. Инфаркт. И ничего другого вскрытие не обнаружит. Понятное дело: стресс, страх. Случается. Никак ты перчатку с этим диагнозом не завяжешь.

— Мы-то с тобой, Олег, знаем?

— Знаем. Ну и что?

— Так что ж по-твоему, дядя Сема хуже нашего это знает?

Подполковник невольно улыбнулся.

— Все все знают, Петр. Но в этих шахматах свои правила есть.

— Ну вот, значит, так и доложить. Что один участник из турнира выбыл, поскольку сыграл не по правилам.

— Эх, — вздохнул Бардин. — Мне б твои заботы…

У ступеньки автобуса возник оперативник — один из тех, что «вязали» Кремера.

— Товарищ подполковник, есть информация.

— Давай сюда.

Фээсбэшник выложил на стол снимки, покосившись на майора-мента. Бардин махнул рукой: не обращай внимания.

— Ну вот, — сказал подполковник. — Вот и утвердились мы в предположениях своих.

На снимках ясно просматривались две небольшие змеи. Рентген просветил насквозь и их тела, до хребта, черепа и небольших, но уже вполне смертоносных зубов.

— Теперь скажи мне, что они живые, — проговорил Бардин.

— Живые, товарищ подполковник. Лежат неподвижно, но сердцебиение просматривается.

— Что контейнер?

— Рассчитан на поддержку постоянной температуры в пределах четырех-пяти градусов. Чтобы молодняк этот в состоянии гибернации держать.

Бардин хлопнул рукой по столу.

— Вот тебе и задача товарища Йосика во всех деталях.

Он протянул снимки оперативнику и рукой показал на выход.

— Закончат со снимками, измерениями и прочее — контейнер сюда.

Молодой фээсбэшник кивнул и вышел.

— Йосик — это, надо полагать, мой спарринг-партнер? — поинтересовался майор.

— Он самый. Джозеф Коулмэн. Все нам в нем понятно было: кто, откуда, чем на хлеб зарабатывает. Непонятно было только, зачем сюда прибыл. Именно сюда, во всю эту кучу-малу.

— Считаешь, выяснили?

Подполковник повернулся к Кремеру.

— А что ж тут считать? Вот же оно все — на столе только что было.

— Не вполне догоняю, Олег. Смысл-то какой? Не мы же этих гадов вывели, чтобы за ними к нам ехать и вот так, с плащом и кинжалом, уворовывать.

— Не мы, — согласился Бардин. — Но ведь и они не выводили. Специально не выводили. А когда этот страшный зверь в ходе всей их веселой науки сам по себе получился, времени на размышления у них не было ни копейки. Ты же представляешь, что было бы, ускользни эти даймондбэки оттуда, из района научного центра. Там бы не то, что Эверглейдс — они всю страну до южных регионов Канады включительно оккупировали бы. Вот и палили все живое под корень, до самых базальтовых плит.

— А потом, значит, выяснили, насколько интересным этот побочный продукт оказался?

— Конечно. Сам смотри: северный город, черт-те где, от полярного круга в двух шагах — а запусти пару-тройку штук вовремя, по весне ранней, и парализует начисто. Не то что город — страну парализует. А если немножко южнее запустить?

— Пошли, значит, ребята, — размышлял Кремер, — по нормальной бизнес-схеме. Реэкспорт. Собственный товар — обратно к себе домой. Чтобы потом, если нужда возникнет, экспортировать снова. Наиболее нуждающимся в этом деле народам.

— Примерно, — согласился Бардин.

Зотов заглушил мотор и вытер пот со лба. Мать родная. Жив. А полыхнуло бы — е-мое. Ну, спирту он на полянку уже не повезет, это ясно. Теперь надо бы, чтобы здесь никто, не дай Бог, огоньком не чиркнул. Сольется это добро, а там минут десять-пятнадцать уже и гореть будет особо нечему. Испаряется спирт быстро, это и к бабке не ходи. Так что на пока, будем считать, пронесло.

Сержант выбрался из кабины и обошел машину спереди. То, что он увидел, ввергло его в состояние полного ступора. Из дыры под железнодорожной насыпью наружу лезли полчища гадов — таких, каких он не мог представить себе в самом страшном сне. Мелкие, как гадюки — и огромные, метров четырех-пяти длиной. Они расползались в стороны, двигались по телам таких же гигантских змеюк, неподвижно лежавших в лужах спирта, наталкивались друг на друга, разевали пасти — и ползли, ползли, ползли…

Зотов открыл рот и лихорадочно втягивал в себя воздух. Грудь его ходила ходуном, но он не мог издать ни единого звука. Когда кровь молотом стала пульсировать в его висках и он понял, что вот-вот потеряет сознание, сержант повернул голову в сторону домов и заорал:

— Змеи! Сюда! Змеи, здесь змеи!!!

Стрелки, стоявшие у пятиэтажки, обернулись на крик. Никаких змей с того места, где они стояли, им видно не было, тем более, что МЧС-овская цистерна, рядом с которой кричал человек, стояла на некотором расстоянии от уличного фонаря. Зато они увидели, как человек этот, в последний раз прокричав «Змеи!», ничком рухнул у своей машины.

3