Твари Господни

Первым озвучил новость Pro7. У них это появилось в двенадцатичасовом новостном блоке. Однако уже к часу дня вопили все, кто только мог: BBC, SNN, RTL, ARD, ZDF,[41] все, кого принимала их антенна. И даже картинка пошла, но пока еще невнятная и содержавшая одни только дальние планы. Впрочем, первый канал уже в час тридцать пять, показал несколько неидентифицируемых трупов и полтора десятка автоматов Калашникова и Узи, над которыми "колдовали" эксперты-криминалисты. Судя по набору оружия и черным вьющимся волосам у двух трупов из трех, ответственность за теракт решили повесить на палестинцев, но у Кайданова не было ни малейших сомнений в том, что, на самом деле, произошло во Франкфурте. Он даже здесь, в Берлине, ощутил, как "дрогнули небеса", а тем из "увечных", кто, на свою беду, оказался в десять утра в непосредственной близости от эпицентра, можно было только посочувствовать. Такой откат валит с ног, он это знал абсолютно точно.

– Кто-то прорвался в Германию, – сказал Кайданов вслух.

– Думаешь, прорвался? – возможно, Викки в этом сомневалась, однако, сказать наверняка было невозможно.

– Не сомневайся, – зло усмехнулся Герман, поворачиваясь. – Бундесы никого не ждали, ты уж мне поверь! Простое совпадение. Скорее всего, у них был там нюхач, и человек на него напоролся случайно. Это не акция. Это прорыв.

– Трудно сказать, – возразила Викки, почти не изменив при этом тональности своего красивого голоса. – Ты же не можешь знать этого наверняка.

– Не могу, – согласился Кайданов, внимательно вглядываясь в ее спокойное лицо. – Но я чувствую. Триста убитых… Теперь помножь это число, как минимум, на двое. Ты представляешь, какой колдун там был, если мы почувствовали его даже здесь?

– Возможно, – пожала плечами Викки. – Но тогда, теперь начнется "блокада".

– Наверняка, – кивнул Кайданов, продолжая рассматривать Викки и испытывая при этом обычное чувство, если не раздражения, то уж, во всяком случае, досады. Временами ему казалось, что рядом с ним живет не человек, а одушевленный манекен. Кукла для секса, резиновая блондинка…

– Надо ложиться и не дышать, – произнося эти слова, Викки впервые за время разговора посмотрела Кайданову в глаза. Глаза у нее были очень красивые, но ему хотелось знать, хотя бы иногда, что они выражают.

– Да, – сказал он вслух. – Ты права. Передай по цепочке: "тихий час" для всех.

– А ты? – спросила Викки своим фирменным "ровным" голосом. Когда она так говорила, по ее интонациям было совершенно не понять, какие именно эмоции она испытывает, и тревожит ли ее вообще хоть что-нибудь.

– Я съезжу на встречу в Мюнхен и тоже лягу, – улыбнулся он, не столько испытывая в этом потребность, сколько по привычке "раздвигать губы в положенных местах разговора".

"Я раздвигаю губы, она ноги, и оба мы делаем это, потому что так положено".

Викки с минуту молча смотрела на Кайданова. Просто смотрела без всякого выражения.

"Но ведь о чем-то ты же думаешь, мать твою так!"

– Не ходи, – сказала она, прерывая молчание. – Сейчас не время.

– Не могу, – его самого поразило равнодушие, с которым он это сказал. Но, с другой стороны, следует ли тому, кто уже умер, бояться смерти?

– Не могу, – ответил Кайданов, понимавший, что, скорее всего, Викки права, но не желавший менять свои планы из-за такой мелочи, как собственная жизнь. – Я этой встречи ждал два месяца и год добивался. Просто не могу.

Возможно, он был прав, а может быть, и нет, но в любом случае, не был искренен. Разумеется, эта встреча была им всем очень нужна. Проблема, как всегда, состояла в малочисленности боевки. С одной стороны, хорошо. Маленькие группы труднее вычислить. Однако, с другой стороны, с пятью-шестью людьми серьезной каши не заваришь. А тут целая группа. Новые люди, новые возможности… но и новые опасности, разумеется. Вот только, кто не рискует, тот не пьет шампанского. Вопрос, впрочем, был в том, стоила ли овчинка выделки, и нельзя ли было все-таки отложить эту встречу до лучших времен?

"Можно, наверное, – подумал Кайданов, доставая сигарету. – Но я откладывать не хочу".

Викки молчала, но взгляда не отвела. Смотрела так, как будто хотела что-то понять, или, наоборот, уже все поняла и просто запоминала его таким, каким увидела в последний раз?

"Возможно, – согласился Кайданов, закуривая. – В конце-концов, что я о ней знаю? Но ведь о ней-то я как раз и не подумал".

– Я полечу самолетом, – сказал он вслух. – Встреча завтра вечером. Послезавтра утром я буду уже дома.

– Мы, – кивнула Викки. – Мы будем дома послезавтра утром, потому что я лечу с тобой.

4

– Ты как? – спросила Пика, вытирая ей лоб носовым платком.

– Никак, – и это была чистая правда. Тело было "стеклянное", хрупкое и холодное, и душа тоже была никакой, а в голове стоял туман. Лисе потребовалось сделать почти невероятное усилие, чтобы рассмотреть в этом холодном тумане хоть что-нибудь, за что могла ухватиться ее ленивая неповоротливая мысль.

"Опель… Автобан А5… Ульм… Все живы… И я жива… Снова жива… И мы едем в Ульм…"