Твари Господни

– Мне очень жаль, – ей действительно было жаль. Очень. Это была та часть жизни этого несчастного мира, которая буквально рвала сердце на части, но что она могла сделать? Что все они – Ольга и четверо ее людей – могли сейчас сделать для этого попавшего в беду брата? Ничего.

– Мне очень жаль, – повторила она и покачала головой.

– Я могу туда пройти, – проскрипел Черт. Казалось, он не обратил внимания на ее слова. – Я пройду и взорву их изнутри. Но выйти вдвоем…Мне нужен кто-то снаружи. Один человек.

"Он в отчаянии, – сказала себе Ольга, вполне оценившая смысл произнесенных слов. – Он в отчаянии, иначе никогда не обратился бы к незнакомым людям".

– Прости, Черт, – сказала она вслух, и голос ее звучал так мягко, как не звучал еще никогда. – В другое время я пошла бы с тобой сама, но сейчас…

– Я не останусь в долгу.

– Не в этом дело, – снова покачала она головой. – Просто сегодня я не могу.

– Извини.

– Стой! – решение пришло по наитию и как раз тогда, когда Черт уже исчез.

– Ты меня слышишь? – окликнула она пустоту.

– Да, – на этот раз Черт материализовался метрах в трех от того места, где стоял еще несколько мгновений назад.

– С тобой пойдет она, – Ольга ткнула пальцем в Катарину, стоявшую по ту сторону машины. – Катарина!

– Здесь! – сразу же откликнулась женщина.

– Пойдешь с ним, – приказала Ольга, не оборачиваясь. – Связь, как условились.

– Есть, – Катарина была солдатом, и смысл приказов был для нее тем, чем и должен был быть.

– Катарина хороший боец, – сказала Ольга. – Это все, что я могу для тебя сделать. Сегодня.

– Я не забуду, – равнодушно ответил Черт и посмотрел на подошедшую к нему женщину. – Пойдем, подруга, – проскрипел он. – Время.

5

– Готова ли ты… – Монгол сделал паузу, предлагая Викки назвать имя, которое она сочтет уместным, и выжидательно посмотрел на невесту, приодевшуюся по случаю свадьбы у Кастора – без сомнения лучшего и старейшего портного в Городе. Разумеется, это была чистая условность, и Монгол понимал это не хуже других. Хоть номером назовись, хоть буквой греческого алфавита, все одно. В чистилище людей нет, есть только личины. Так что, если бог есть, он и так знает, кто на ком сегодня женится, а если нет…

"Тогда, зачем же ты нас такими создал?" – спросил Кайданов и обомлел, осознав, к кому, собственно, обращен его немой упрек, и что он у него спросил. На мгновение, Герману даже стыдно стало, но стыд – такое дело – смешивался сейчас в его душе с почти детской растерянностью, которой он от себя никак не ожидал.

– Рэйчел, – голос Рэйчел вернул Кайданова к действительности, и оказалось, что все его терзания и недоумения уложились в пару-другую выморочных секунд городского времени.

– Готова ли ты, Рэйчел, взять в мужья этого человека, именующего себя в Городе прозвищем Чел? Таково ли желание твоего сердца, женщина?

Монгол говорил тихим – "нейтральным" – голосом, без ажитации и вообще не выражая никаких эмоций. Смысл имели только слова, и, судя по выражению лиц присутствующих – а присутствовало всего несколько человек из тех, кому они с Рэйчел могли безусловно доверять – простые эти слова действительно что-то значили, иначе бы свидетели так на Монгола не смотрели.

– Да, – твердо ответила Рэйчел и, повернув голову, серьезно посмотрела на Кайданова. – Да. Я выбрала его из всех, и пусть бог будет свидетелем, я хочу быть его женой.

И у Кайданова сжало сердце, хотя до этого мгновения он был уверен, что в Чистилище такого произойти не может. Но, оказывается, он ошибался. Может. Произошло.

"Это и есть любовь?" – он просто не знал, как она должна выглядеть эта измусоленная в тысячах песен любовь. И спросить не у кого. Ведь если что он и знал о любви, так это то, что любовь это очень личное чувство, и рассказывать кому-то еще о том, как болит сердце и почему, Кайданов не привык.

Мгновение назад Рэйчел повернула голову и посмотрела ему в глаза. Их взгляды встретились, и он понял, что читает в ее душе точно так же, как и в своей собственной. Сейчас Рэйчел была открыта, и, может быть, поэтому у него сжало сердце и перехватило дыхание. Это был дар такой огромной ценности, что по сравнению с ним меркло все, что один человек мог предложить другому.

"Ну не целку же, в самом деле, предлагать!"

Такая незащищенность дорогого стоила, особенно если ее дарила "тень".

"Любовь?"

Она его любит? А он?