Твари в пути (СИ)

Бергар взялся за ручки и выжидающе поглядел на стражника, полагая, что тот вот-вот отвернется, но щербатый асар и не думал отводить взгляд. Его лицо искривилось.

— Чего ждем?! Пока песок в часах вверх начнет подниматься?!

Аэрха прикусил губу и нахмурился. Он медленно наклонил тачку набок, верхний слой серы начал шевелиться и сползать. Неторопливость, с какой он это проделывал, начала раздражать стражника:

— Быстрее! Быстрее!

И вот, к вящему недовольству бергара, на него уставилась уже едва ли не половина всех присутствовавших в подземелье людей Обезьяньего шейха. А парочка ближайших двинулась к нему, поднимая плети. Тогда Аэрхе не осталось ничего иного, кроме как одним могучим рывком перевернуть тачку, позволив осколкам серы, громыхая и поднимая облако желтой пыли, рухнуть на кучу. Тачка была опустошена, вновь встала на колесо, а огромные пальцы схватились за ручки. Стража вновь вернулась в свое сонное состояние.

Главный надсмотрщик лениво вскинул руку, и толстяк ударил в медный гонг, после чего подошедшему к нему великану обвязали запястье тонким шнурком.

Тут из тоннеля, ведущего в выработку, показался еще один каторжник: низкорослый, багровый и пыхтящий — того и гляди грозящий лопнуть. И хоть рукоятки тачки, предназначенной для людей, были едва ли не на уровне его плеч, толкал он ее уверенно и привычно, будто до этого не менее чем полжизни управлялся сугубо с тачками, полными породы. Что, в общем-то, было недалеко от истины.

Гном толкал тачку в сторону кучи, что-то гневно бурча себе под нос, судя по всему, какие-то проклятия вперемешку с ругательствами на языке Дор-Тегли. На Аэрху, с которым он разминулся, он не обратил никакого внимания. Стражники также уже были все заняты своими делами. К примеру, один из них — тощий и высокий мужчина с черными подкрученными усами и смоляной бородой рассказывал паре своих товарищей нечто весьма забавное:

— … и она сжимает кинжал, при этом чуть ли не брызжет ядом и кричит на меня: «Мне рассказали, как ты оскорблял мою маму! Думал, я не узнаю, что ты обзывал ее змеей?!»

Стражники рассмеялись, но рассказчик продолжал:

— А я говорю ей: «Что ты, что ты, звездное небо над страждущей пустыней моей души! Это был не я! Я не мог такого сказать! Клянусь семнадцатью ветрами, я такого не говорил! Пусть они сдуют с меня все волосы, оставив лишь позорную плешь, если я говорил, что твоя несравненная, одаряющая меня каждым мгновением своей жизни неизмеримым счастьем, мама — змея!». «Так ты не говорил?» — спрашивает она меня недоверчиво. А я отвечаю… Да вы подождите, не смейтесь, это еще не конец! Я ей говорю: «Конечно, душа моя, я не называл твою небоподобную маму змеей! Я называл ее ящерицей! Я же не слепой, и вижу, что у нее лапки и… и…  — стражники кругом смеялись так сильно, что смех, казалось, вот-вот, пойдет у них носом, — … и хвост»!

Веселая история вызвала шквал хохота, судя по всему, никто из стражников не остался равнодушным: каждый не понаслышке знал, чего можно ждать от жениных матерей.

Смех постепенно угасал, пока в зале Дневной Нормы вновь не воцарился покой, если бы не…

— Уах-ха-ха!!! Ах-ха-ха-ха-ха!!! — громогласно хохотал великан Аэрха, подошедший к стражникам и смешавшийся с ними так, что его никто не заметил (что удивительно, учитывая его размеры). Судя по всему, история одного из стражников пришлась ему весьма по душе, поскольку он все смеялся и никак не мог остановиться. Даже когда не смеялся уже никто, а сперва недоуменные, затем озлобленные надсмотрщики принялись стегать его плетьми.

— Хвост! У нее был хвост! Уах-ха-ха! — смеялся он, пока стражники били его. — Хвост! Прямо, как… как у ящерицы…

Главный надсмотрщик бросил резкий взгляд на толстого стражника, и тот, уловив его немой приказ, стукнул в гонг. Стражники опустили плети, а Аэрха прекратил смеяться.

— Я велю вам не обращать внимания на этого сумасшедшего! — громогласно проговорил главный надсмотрщик. — Солнце выжгло его разум, и темнота подземелий заполнила его голову. Вскоре весь смех высыпется из него, словно из дырявого хурджина. А ты! — он глянул на великана. — Забирай свою тачку и возвращайся в дыру! Понял меня?

Аэрха покосился на него, цыкнул языком и усмехнулся, но тачку взял и направился с нею в штрек.

Стоило залу Дневной Нормы снова погрузиться в сонливую тишину, к главному надсмотрщику подошел гном и замер рядом, хмуро и требовательно глядя на него с видом сборщика податей.

— Чего ждем, коротышка?

— Мне положен шнурок! — заявил Хвали. — Одна тачка — один шнурок!

— А мы своего не упустим, так, гном? — рассмеялся главный надсмотрщик. — Рассказывали мне про алчность и прижимистость Дор-Тегли, но я не особо-то и верил. Держи свой шнурок!

* * *