— Инквизиторы распяли его близ тракта на Тириахад…
Это известие Кариф готов был услышать — иерофанты сказали правду: отца давно нет в живых.
— Кто отдал приказ о казни?
— Кардинал Сина из Ре-мула распорядился лично. Тогда он был духовным отцом нашего легиона.
«Значит, придется навестить и этого кардинала», — подумал Кариф. Он с затаенной злобой представил себе, каково же будет удивление людей, когда они увидят на одном из крестов у дороги старика в красной сутане и кардинальской шапочке. Эта жестокая мысль на мгновение согрела его душу.
— А раб-пустынник?
— Был умерщвлен под пытками, — последовал ответ.
— Тогда, может, ты мне скажешь, центурион, как это капитан корабля и его личный раб оказались вдруг на берегу в окружении твоих легионеров?
— Не… — начал было мужчина, но лезвие кинжала царапнуло кожу, — не могу знать. Из когорты в дозоре нас было всего три десятка, и я ожидал хорошей схватки. Но корабль, пиратский «дракон», не предпринял никаких попыток отбить своих, и вообще, как мне тогда показалось, их высадили нарочно, прямо к нам в руки. Некоторое время с корабля наблюдали за тем, что происходит на берегу, но не выпустили ни единой стрелы. А потом он и вовсе уплыл, лишь на мачте поднялся флаг: какие-то… письмена вокруг двух скрещенных сабель на синем поле.- (Кариф кивнул — узнал герб «Каа'сина», отцовского «дракона»). — А затем к нему присоединился еще один… что же там было? Да! Тонкий и длинный, что язык. Мы специально рассматривали с берега эти флаги в увеличительные трубы, легат требовал подробных докладов обо всех чужеземных кораблях. Так вот, тот, второй, был белого цвета, двуязычный флаг с изображением какого-то крылатого чудища с копьем.
— Какого чудища? Вспомнить можешь?
— Тело вроде человечье, но у него были два серых оперенных крыла и птичья голова. То ли ястреб, то ли коршун…
— Али, — яростно вырвалось у Карифа. Это ведь его герб — крегарянин, прислужник ветра, с которым себя тщеславно и высокомерно сравнивал мерзавец. Треклятый старший помощник на судне и лучший друг капитана поднял бунт и бросил отца на верную смерть. А он еще клялся ему, шакалий отпрыск, что отца убили в бою, выказывал свою лживую скорбь, коварная гадюка… Вот каким образом на самом деле получил он свой первый динар из всего нынешнего богатства…
— Я рассказал все, что… — начал было центурион, но не успел договорить — в коридоре послышались шаги и шуршание длинных одежд.
Это застало Карифа врасплох — он так и замер, держа пленника одной рукой за плечо, другой приставляя к его горлу кривой кинжал.
В коридоре стояла женщина, хотя нет, скорее, молоденькая девушка.
— Юлиус! Дед в ярости: как ты мог сбежать в такое вре… — начала она, но, увидев всю создавшуюся ситуацию, поперхнулась словами и замолчала.
Девушка была весьма красива: длинные черные волосы были увязаны в пучок, перевитый алой лентой; необычайная бледность на изумительном лице в первый миг испугала Карифа, но он понял, что она отбелила себе лицо при помощи толченого мела, что считалось особенно модным у здешних богатых женщин; кроме того, у нее были подведены специальной краской глаза, отчего они казались яснее и выразительнее, да еще и губы были подкрашены чем-то алым.
Кариф был против подобной раскраски, считая, что женщина красива лишь в собственном обличье, но не мог не признать, что в этой девушке все изуверские хитрости для создания искусственной красоты ничуть не затеняли ее собственные свежесть и нежность, а совсем наоборот — подчеркивали их. Облачена незнакомка была в длинное белоснежное платье-столу, сходящую на ковер многочисленными складками. В руке она сжимала небольшой веер, собранный из серых костяных пластинок.
Большие глаза девушки были полны ужаса. Казалось, сейчас она или упадет в обморок, или закричит — третьего не дано. Ну, зачем? Зачем ты пришла сюда? Неужели придется и тебя убить?
— Не смей кричать, девочка, — прошипел вышедший из оцепенения ночной гость. — Иначе Юлиус тут же умрет, а с ним — и ты. Кто это, друг-центурион? — спросил Кариф у своего пленника.
— Это… это Сильвия, наша служанка.
— Лжешь, почтенный, — усмехнулся убийца. — С каких это пор служанки начали носить шелка и прятать лица под сиенскими красками? Как тебя зовут, луноликая услада глаз?
Она не кричала и не пыталась убежать. Просто смотрела на этого человека, смотрела и не могла оторвать взгляда.
— Я… меня зовут Валерия, — прошептала она. — Юлиус — мой брат.
— Не бойся, сестра, — размеренно проговорил центурион — он пытался держаться как можно спокойнее. — Этот добрый господин отпустит меня, так как я рассказал ему все, что знал, как и положено по уговору.
— Да-да, — задумчиво ответил Кариф. — Валери, значит?
Что-то мешало ему просто оттолкнуть в сторону этого человека и броситься к окну — он ведь действительно узнал все, что хотел… Что-то его останавливало. Возможно, это было осознание того, что, выпрыгнув из окна, он может разбиться, а может, во всем были виноваты эти большие черные глаза, которых он больше никогда не увидит, стоит ему сейчас сбежать?