Твари в пути

— Прошу простить, что прервал ваш отдых, почтенный, — сказал он. — Позвольте мне представиться: мое имя — Ильдиар, и я прибыл сюда из далеких краев.

Джинн глядел на него выжидающе. Как минимум, он был удивлен, а как максимум — польщен: это был первый раб, который выразил ему почтение, представился как подобает и вообще отнесся к нему так, как он того достоин.

Ильдиар продолжал:

— Я спешу принести вам извинения за моих друзей — невзгоды ожесточили их, но хуже того — последняя напасть приключилась с ними в тот момент, когда они сбросили на миг ошейник и успели сделать единственный, к несчастью, скоротечный вдох свободы. Вы должны понять их.

Джинн почесал нос, но ничего не сказал.

Белокожий раб кивнул ему:

— Я наслышан о джиннах пустыни, об их могуществе, об их ловкости и дальновидности. Я полагаю, что лишь крайняя подлость и низменнейшее коварство злых людей стали причиной вашего плена…

Джинн поморщился. Этот человек делал то, что ему крайне не нравилось: подкупал его своими речами и обращением. И хуже всего было то, что он, Ражадрим Синх, подкупался…

— Это правда, — трагично изрек сильномогучий дух. — Коварство Обезьяньего Шейха не знает границ, а его непочтительность терзает мою душу. Он смог изловить Ражадрима Синха-Аль-Малики, проявив весь свой талант лжеца и интригана.

— Вы ведь хотели бы освободиться отсюда? — осторожно проговорил Ильдиар.

— Боюсь, это невозможно, — ответил джинн. — И я буду здесь вечно… пока скалы не превратятся в пыль.

— Аэрха сказал, что солнце дарит вам силы, а еще…

— Мои силы истощены, — прервал его Ражадрим Синх. — Я давно не оказывался под солнцем, не пил ветер, не запускал пальцы в песок, я не могу покинуть Аберджи. Алон-Ан-Салем держит меня на привязи, как пса. Он забрал у меня… — он запнулся, — кое-что…

— Что это за вещь?

Глаза джинна тут же загорелись ярче — он вздрогнул и подозрительно уставился на человека.

— Нет-нет! — поспешил успокоить его Ильдиар. — Я не пытаюсь похитить вашу тайну, почтенный джинн! Я просто надеюсь выбраться отсюда и…

Ражадрим Синх покачал головой.

— Никто не выбирается из копей Аберджи — будь ты хоть человек, хоть джинн. Все напрасно.

— Позвольте спросить, почтенный, — начал Ильдиар, выразительно глядя на джинна. — Если бы вы выбрались на поверхность, вы бы смогли заполучить свою вещь обратно? Вам бы хватило… хватило бы сил вернуть ее?

— Часть моих сил вернулась бы ко мне под лучами солнца, но Обезьяний Шейх — могущественный колдун. Я не могу навредить ему. Он сторожит все свои сокровища, не смыкая глаз. Я не смогу даже близко подобраться к нему — на покои, где заперта моя вещь, наложены чары, и мне не преодолеть их.

Ильдиар задумчиво молчал, и джинн испугался, что ему стало скучно, что он развернется и уйдет, начнет колоть серу, а у него, Ражадрима Синха, так давно не было приличного собеседника!

— Я здесь давно, почтенный Ильдиар! — сказал джинн. — Я знаю в Аберджи все, и я смогу немного облегчить твою участь. Держись ближе Ражадрима Синха-Аль-Малики, и тебя ждет чудеснейшее из чудес!

— Что же это?

— Персик, — заговорщическим шепотом сообщил джинн. — Мне его дает один из надсмотрщиков, он очень суеверен и не вышел характером. Он верит, что джинны могут читать по звездам судьбу людей.

— А вы можете?

— Да, — махнул рукой Ражадрим. — Но это долго, трудно и очень скучно. Поэтому я просто рассказываю ему всяческие небылицы, и он дает мне за это персик. В следующий раз я придумаю ему любовь красавицы, и он даст мне целых два персика!

Ильдиар нахмуренно молчал. Он сокрушенно думал о том, насколько же заточение и безнадежность овладели джинном, если он думает столь мелко и приземленно. Джинн же воспринял его молчание за скуку, и решил, что Ильдиар раскусил его никчемность, вот-вот уйдет и не станет слушать его жалобы. Он так изголодался по общению с кем-то, кто может связать больше дюжины слов вместе и при этом не сотрясается в приступе грубого неуместного смеха. Аэрха, наивный бергар, был и в самом деле, как ребенок: он не знал, что такое ложь, принимал все слова за чистую монету, и не воспринимал всерьез ни одну из выпестованных, как цветок, жалоб джинна. Это было хуже всего.

Ражадрим Синх вскочил на ноги, прикоснулся тыльной стороной ладони до губ и лба, после чего сказал: