Твари в пути

— Что ты делаешь?! — воззвал к ифриту Алон-Ан-Салем. — Убей его! Убей этого лжеца-джинна! Убей их всех, я повелеваю тебе! Что бы он ни говорил тебе, он лжет! Убей его!

Но Ветер Пустыни отчего-то не торопился выполнять приказ. Облаченный в смерч демон гневно обрушился на самого визиря:

— Ты обманул меня! — нечеловеческий голос ревел, как раздуваемое на ветру пламя. — Обманул! Меня! Твоя жертва пуста и безвкусна, как засохший кокос! В нем нет больше ненависти, ни единой капли гнева, все вытекло и ничего не осталось! В нем нет того сокровища, которое так тяжело отыскать, лишь безвкусная пыль, что скрипит на зубах. Ты поплатишься за свой обман, смертный…

— Нет! Не-е-е-ет! — Великого визиря объяло красно-желтое пламя, лишь сильнее раздуваемое маховиками в сводах зала.

В мгновение ока могущественный маг превратился в пылающий факел. Через минуту от него уже не осталось ничего, лишь горстка истлевшего пепла. Удовлетворившись содеянным, ифрит оскалился напоследок джинну, вскинул руки и исчез в алой пыльной туче. Всех присутствующих накрыло волной опавшего песка…

* * *

…Друзья медленно приходили в себя, пораженные произошедшим. Валери крепко обнимала лежащего на куче песка Сахида — тот безудержно кашлял, но постепенно ему становилось лучше. Он и вовсе не понимал, что произошло. Даже джинн выглядел озадаченным, задумчиво теребя черную бороду тонкими пальцами. Теперь он был привычного роста — вальяжно уселся, скрестив ноги, прямо в воздухе.

— Хорошо же ты исполняешь желания! — проворчал Ильдиар, отряхиваясь от песка.

— Весьма благодарен за комплимент, господин, — сказал джинн. — Я старался изо всех сил. Как говорят среди барханов: «Натруженная спина — лучшая из всех наград, которую может пожелать смиренный».

— Натруженная спина? Сахида едва не убили, — заметил Джан. — Как и нас всех. А у сэра гнома пропал изо рта еще один зуб!

Хвали в подтверждение этого гневно ткнул джинну под нос свой грустный щербатый рот в качестве аргумента.

— Вынужден признать, почтенные, — нисколько не смущаясь, отвечал Ражадрим Синх, — что любой, даже самый тщательно проработанный план, на деле изобилует крошечными неожиданными деталями, неподвластными даже моему всемудрому разуму! Такими крошечными, как… — он душевно и беззаботно улыбнулся разгневанному гному, — как зуб.

— Вот вам и сильномогучий волшебный дух, — подытожил Джан.

Тут все рассмеялись, и даже могущественный джинн снисходительно улыбнулся.

— Так я могу считать твое первое желание исполненным, господин? — обратился Ражадрим Синх к Ильдиару.

— Результат говорит сам за себя, — не стал спорить паладин, хотя очень хотелось, надо признать.

— Тогда попрошу всех за мной, волшебный ковер ждет! — По-прежнему горящий неуемным энтузиазмом джинн соскочил с невидимой подушки на пол и первым направился к выходу из малой чародейской комнаты покойного визиря.

Никто из них так и не обратил внимания на трех старых алхимиков, неподвижно сидящих в углах комнаты, чьи зеркальные лица потрескались и опали стеклянным крошевом. Лишь джинн обернулся и окинул их внимательным взглядом, также от его внимания не укрылось то, что Сахид Альири вдруг словно бы невзначай отстал, вежливо пропуская вперед Валери. Именно это «невзначай» заставило глаза джинна подозрительно сузиться…

* * *

…Алхимик с обожженным лицом, облаченный в пыльные старые одежды, смотрел в увеличительную трубу на удаляющийся на юго-запад летающий ковер. В его бесстрастных глазах не отражалось ничего, в его душе не было ни одного чувства, которое могло бы хоть как-то подвергнуть риску выстроенную в его сознании конструкцию. У него было еще много работы, результат эксперимента оказался намного более впечатляющим, чем ожидал мессир. Все шло по плану…

Лишь только последний луч алого солнца разбился о скалы и исчез, Медин Амаль вышел на балкон обсерватории заклинательного айвана Алон-Ан-Салема. Балкон этот представлял собой площадку с разводящейся крышей и был весь застроен бронзовыми и медными приспособлениями для наблюдения за звездами и созвездиями. Наступала ночь, и в облепленных войлочными ульями стенах началось шевеление. Просыпались и вылезали наружу карлики в крошечных халатах, тюрбанах и туфлях — каждый ростом с человеческую ладонь.