Твербуль, или Логово вымысла

Я парю, грустная и печальная после треволнений сегодняшнего дня, парю, как голубка в алых отблесках пурпурного заката. А может быть, я сегодня просто разводящий в карауле? Словно сержант-разводящий в карауле Генштаба, находящегося, кстати, неподалеку от моего бывшего Института? Все видно, словно на макете: большой штабной дом на Воздвиженке, огромное штабное здание на Арбатской площади. Здесь же возле этого дома - комплимент первому президенту России - новодел, церковь Бориса. Но не каждый Борис свят и не каждый хорош! Тут же рядом, на Гоголевском бульваре - опять целый комплекс армейских зданий. Военный стан в центре Москвы. Я уже не говорю о дальних границах где-нибудь в конце проспекта Вернадского? Но там нет никаких памятников писателям! Мне сверху видно все, ты так и знай!

Сегодня я присматриваюсь к двум точкам - к милитаризированному Гоголевскому бульвару и к Театральной площади, утонувшей в многолетних ремонтах. И еще я "перетираю" в своем сознании свою совсем недавно закончившуюся защиту.

...Как бодрит успех! Разве нужен мне теперь какой-нибудь диплом, чье-нибудь мнение, какие-нибудь советы! Я лечу над Москвой, так же весело и непринужденно, как летела утром, в начале этого рассказа. Какая сложная и трагическая внизу расстилается жизнь. Всегда, когда заканчивается один ее этап и еще не пришел на смену другой, есть, как на пересадке в транзитный рейс, некоторое минутное ощущение полной свободы. Уже улетел, но еще не прилетел.

Некоторых приглашенных мною персонажей после защиты диплома пришлось разводить по местам, показывать дорогу. Вот почему в начале главы я так подробно описывала район Гоголевского бульвара. Сюда прилетели классики самостоятельно, по наитию, на запах литературы, а перед тем, как лететь обратно, забеспокоились. Да кто же теперь из прежних жителей отыщет дорогу к своему месту в теперь автомобильном аду?

Мы так все дружно и вылетели через окна, когда лидер президиума, заключая все рассуждения, сказала, что дипломная работа, конечно, может быть зачтена. Сначала вывалился из окна, чуть ли не выбив оконную раму, Александр Николаевич Островский. И что их всех так тянет на кресла? Небось, монархисты, кресло - это им некий эквивалент трона! При этом драматург особым образом сжался, бронза волшебным образом уплотнилась почти до сверхматерии, и все же в узкое окно не поместился, ручкой кресла задел оконную раму. Я при этом подумала, что любой ремонт в наше время - это "откат". Пузырь, наверное, порадуется, а может быть, уже принялся составлять смету на ремонт.

Драматург вывалился из окна, при этом полы халата распахнулись до некоторого бесстыдства. Классик заерзал и завис над крыльцом на уровне второго этажа. Одергивал халат, мостился в кресле, приводил в порядок лицо, несколько растрепавшееся во время событий. Теперь ему надо было лететь дальше.

Потом ракетой и ногами вперед вылетел юбилейный, бронзовый Гоголь. Тот, гранитный, который в каменном кресле сидит возле дома, где в камине сжег рукопись второго тома "Мертвых душ", не полетел, отправил ревизором бронзового двойника: "Я, - говорит, - здесь посижу: камин пропал уже после войны. Кто-то снял с него облицовку и перевез к себе на дачу. Мода такая была - все по дачам разносить. Не везет мне - сокрушался классик - после смерти все время грабят. Я лучше посижу на своем месте и покараулю, а вы, ребята, наводите справедливость". Отлитый при советской власти памятник Гоголю, вместо "мрачного, не соответствующего социалистической действительности", конечно, ориентировался в сегодняшнем дне лучше. Жжжикнул! Только в складках бронзовой крылатки ветер засвистел. Этого провожать было не надо: недаром стоит на бульваре возле Генштаба, научился ориентироваться на местности.

Самостоятельно ускакал из института и бывший писательский генсек Александр Фадеев. На том же бронзовом коне, который пасся возле памятника. "Дорогу найду, - сказал бывший генсек. - Я еще хотел заскочить на минутку в свою бывшую квартиру возле Триумфальной площади. Мы там с моей женой Ангелиной Степановой, народной артисткой, проживали. До моего места в сквере возле здания РГГУ там раньше существовала академия Общественных наук при ЦК КПСС, рассадник свободомыслия. По подземному переходу - рукой подать. Я знаю, что Ангелина Осиповна тоже умерла, но все же память о минувшей совместной жизни, дети были, фотографии остались. Хоть понюхаю, чем там воздух пахнет. А чего вы, потомки, - обратился генсек уже непосредственно ко мне, - улицу Горького в Тверскую переименовали? Писатели обижаются. - На челе мертвого писательского лидера обозначились скорбные думы.