Несколько мгновений Александр Иосифович молча и с едва заметною улыбкой на устах смотрел в глаза старику, любуясь, какое впечатление произвели его слова.
– Но все ж таки… – опомнился наконец Братчиков.
Александр Иосифович приподнял руку, показывая, что продолжать не нужно и сейчас он развеет всякие сомнения на свой счет.
– Там, – господин Казаринов опять кивнул в сторону головой, – я проделал, уверяю, немалую работу, причем едва не погиб. Теперь меня преследует полиция. Благодаря моей революционной деятельности ненавистный царизм потерпел позорное поражение. Откроюсь вам: я лично сорвал наступление на Ша-хэ. Вот, товарищ, какой документ я имею за это от царской власти. – С этими словами Александр Иосифович вынул из кармана сложенную несколько раз бумагу, развернул ее и поднес к самому лицу Братчикова так, чтобы, кроме него, никто больше не увидел, что там было изображено.
А на бумаге красовался портрет самого Александра Иосифовича анфас с надписью аршинными буквами под ним:
РАЗЫСКИВАЕТСЯ
ОПАСНЫЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПРЕСТУПНИК
Казаринов Александр Иосифович Сообщившему о нем какие-либо сведения в полицию будет вознаграждение
– Это мой паспорт революционера, – самодовольно произнес Александр Иосифович, убирая бумагу. – Но жить с ним в кровавой романовской деспотии довольно непросто, – невесело пошутил он. – Если и этого мало, – Александр Иосифович словно от обиды за недоверие к нему повысил голос, – сами мои московские товарищи могут удостоверить мою личность! Они меня знают. Хотя я им и не открывал еще своего присутствия здесь. – Ссылка на Гецевича и Лизу была, безусловно, рискованным доводом. Но Александр Иосифович не без основания надеялся, что дочкина одноклассница из добрых чувств к своей подруге детства вряд ли не будет поспешествовать хоть в чем-либо ее отцу. Почему бы нет? Не поступить таким образом у нее нет ни малейших оснований.
На Братчикова все увиденное и услышанное произвело весьма выгодное для господина Казаринова впечатление.
– Да мы вам… – мастер перешел на самый почтительный тон, – мы сделаем вам такой паспорт… такой, что никто… ни ухом ни рылом…
– Надеюсь. Документы мне нужны на два лица: на меня и на девушку двадцати лет. Причем фамилии в паспортах должны совпадать, а отчество у девушки соответствовать моему будущему имени, – какое вы там подберете, мне все равно. Кроме того, я говорил, мне необходимы деньги. Пятьсот рублей. Завтра же. Вместе с паспортами.
– Пятьсот рублей?.. – виновато повторил Братчиков. – Вряд ли столько найдем. Прежде знать бы…
– Хорошо, – смиловался Александр Иосифович. – Сколько у вас есть?
– Ну, рублей… сто пятьдесят будет…
Такой суммой организация отнюдь не располагала. В наличии имелось от силы рублей восемьдесят. Но Братчикову совестно было крупному столичному революционеру, объявленному во всероссийский розыск и преследуемому по пятам полицией, предложить такие невеликие деньги. Поэтому он назвал сумму более солидную – сто пятьдесят рублей, – имея в виду как-нибудь до завтра наскрести недостающее.
– Ладно. Обернусь. Может быть… – Александр Иосифович нахмурился, крепко сжал зубы, показывая, как же тяжело теперь ему придется, имея при себе только сто пятьдесят рублей. Но, героически, усилием воли, справившись с тягостными, безотрадными чувствами, он сердечно добавил: – Я доволен вашей работой. Прошу передать мою благодарность всем иркутским товарищам. Я буду рассказывать о вас в Москве. И непременно позабочусь, чтобы вам были переданы некоторые значительные средства для развития деятельности.
– Благодарствуйте, – ожил совсем было сникший Братчиков. – Все сделаем в лучшем виде.
– Хорошо. С этим, будем считать, разобрались, – подытожил господин Казаринов. – Теперь мне необходимо знать все подробности ваших совместных с московскими товарищами действий. Что вы решили?
– Поджечь склад шпал. Чтобы сорвать строительство железной дороги по льду Байкала, – не без гордости доложил Братчиков.
– Очень одобряю. Когда намерены осуществить?
– Завтра ночью.
Условившись встретиться с Братчиковым следующим вечером в Спасской церкви, Александр Иосифович распрощался с ним и вышел. Из трактира он отправился на городской почтамт. Там он купил конверт и пол-листа писчей бумаги.
Александр Иосифович выбрал в зале поукромнее уголок, оглянулся кругом: не наблюдает ли кто за ним? – и склонился над бумагой. Вот что он написал: