Твердая рука. Гамбусино

Испанцы,может быть бессознательно,следовали си­стеме,принятой толтеками, когда последние, победив чичимеков, основали Мексиканское государство. Европейские завоеватели пытались, по мере возможности, уничтожить ацтекский народ. Для этого они навязывали индейцам чуждые им религию, нравы и даже язык. Они изгоняли и истребляли побежденных, как диких зверей. В то же время они пытались заставить мексиканскую аристократию слиться с победителями путем навязанных браков.

Эта политика принесла свои плоды: испанский король считался в Америке божеством, которому невозможно сопротивляться; с флагом Испании транспорт золота и серебра мог пройти безнаказанно, без всякой охраны, через все пространство Новой Испании. Эта вера во все­могущество короля была еще усилена запрещением, по которому ни один иностранец не смел, под угрозой смерти, проникать в испанские владения. Погруженные в глубокое невежество, погрязшие в животном отупении, мексиканцы жили без надежды разорвать связывающие их тягчайшие оковы; бессмысленные суеверия заменяли им религию. Томясь под тяжким игом надменной испанской аристократии, индейская раса, составлявшая не менее двух третей населения страны, была ввергнута в порабощение, в тысячу раз худшее, чем самое позорное рабство.

Народное восстание в Аранхуесе [88]в 1808 году и от­речение короля нанесли первый удар королевскому авторитету в Новой Испании. Абсолютный монарх, вынужденный склонить голову перед мятежниками,— такое положение неизбежно должно было ослабить монархические чувства у жителей испанских колоний. Когда же спустя некоторое время Наполеон вторгся на Пиренейский полуостров, оккупировал Испанию, взял в плен короля и свергнул старую династию, последний престиж Испании рухнул в умах мексиканцев. До этого момента они еще верили в то, что величайшее государство XVI века, над которым никогда не заходит солнце, существует, наводя ужас на весь мир и вызывая везде почтительный страх. Теперь страх этот сменился презрением, и потеря колоний стала для Испании неизбежной: ведь ее сила держалась моральным угнетением жителей колоний, а не теми немногочисленными войсками, которые были разбросаны на этой огромной территории, на большом расстоянии друг от друга. Теперь Испания, утратившая былое могущество, рассматривалась мексиканцами, как одна из провинций Франции, этой еретической страны, населенной демонами. По основному принципу испанской юриспруденции, колонии принадлежат королю, а не государству. Но, поскольку король отрекся от престола, жители колоний сочли себя свободными от всяких обязательств в отношении его, и последние узы, сдерживающие мексиканцев, оказались разорванными. Напрасно центральная хунта, а позднее регентство всемерно старались отогнать грозу, провозгласив равноправие между метрополией и Америкой и декретом от 5 июня 1809 года объявив колонии неотделимыми частями монархии,— ничто не могло уже предотвратить взрыв. Восьмого июля 1808 года приплывший корвет до­ставил французские газеты, принесшие весть о низложении испанских Бурбонов и о восшествии на престол Жозефа Бонапарта. Вице-король, не получивший никаких инструкций, совершил ошибку — правда, тут же им исправленную,—распространив эти известия публично. Он вы­пустил воззвание, в котором уверял население в своей преданности королю Фердинанду и требовал от мексиканцев поддержки. Фраза была туманная, но колонистам, привыкшим к тому, что с ними не считаются вовсе, польстило оказанное им доверие. Воззвание было встречено с энтузиазмом, толпа кричала: «Смерть французам!», «Смерть всем гринго!» (еретикам).

   Но это искреннее движение народа было немедленно нейтрализовано целым рядом ошибок, вызванных надменностью испанцев. И ненависть к поработителям вспыхнула с новой силой.

Наглость государственных чиновников дошла до того, что один из наиболее пылких членов суда не побоялся за­явить на заседании, что до тех пор, пока в Кастилии останется хоть один сапожник, а в Ламанче хоть один погонщик мулов, за ними сохранится право повелевать колониями.

Схватка была неизбежна, враждующие стороны одинаково готовились к ней. Испанцы были сооружены до зубов; мексиканцы, подстрекаемые и распаляемые агитаторами из Европы и Соединенных Штатов, объединялись в тайные общества. В воздухе носился заговор против Испании. Первая попытка провалилась, многие были арестованы. Прибывший в это время вице-король Ванегас [89]вместо того чтобы внести успокоение, еще усилил смуту, раздавая без разбора чины и награды сторонникам Испании.