Твердая земля

Он сказал, что их печатали на испанском в лютеранских странах, и привозили их чужеземные контрабандисты, заключившие контракт вроде того, на который согласился он, получая хорошую цену, потому что в Новом Свете те идеи, что находились под запретом в Испании и процветали в Европе отступников, вызывали живейший интерес, в особенности антиклерикальные, а также открытое обсуждение народной нищеты, как в книге «Ласарильо из Тормеса». Отец покупал их не таясь на маленьких рынках во время остановок, где прежние владельцы продавали прочитанные книги, боязливо стремясь от них избавиться.

По приказу отца в мои занятия с Лукасом Урбиной включили также начала латыни, поскольку все научные трактаты писались именно на ней, и если бы я ей не овладела, то упустила бы половину мировых знаний. Не знаю, чего он от меня ожидал, я ведь всего лишь обычная женщина, которую учеба заставляет понервничать, не потому что не нравится, а как раз наоборот. Когда начались затруднения с арифметикой, меня стала учить ей сеньора Мария, она сама вела все счета своего предприятия.

Вскоре я привыкла называть ее матушкой, как и все остальные девушки заведения, живущие в доме, хотя это слово для меня всегда значило не больше, чем просто обязанность, потому что в глубине души я хранила образ родной матери, о которой так грустно было вспоминать. Упражнения со шпагой и кинжалом, должно быть, являлись попыткой выработать у меня дисциплину, и я весьма ловко овладела этим искусством, как и верховой ездой и мореплаванием — отец, уж не знаю по какой причине, велел Гуакоа научить меня основным принципам навигации, и я проводила ночи напролет на пляже с молчаливым штурманом, учась управляться с астролябией, компасом, квадрантом, песочными часами и лотом.

Морских лоций у него не было, как и ни у кого другого помимо штурманов флагманских кораблей королевского флота, более того, карты считались столь ценным имуществом, что пираты во время нападений охотились за ними, как за сокровищами. Однако Гуакоа считал карты и портуланы [23] бесполезными, как, впрочем, и остальные инструменты своего ремесла, используя их не для мореплавания, а во время лекций о небесных светилах, чтобы запечатлеть в моей памяти названия и расположение всех созвездий (Скорпиона, Рака, Рыб, Лебедя, Льва, Пегаса...), как и самых ярких звезд на небосклоне (Антареса, Проциона, Плеяд, Денеба, Регула...), тех самых, что индейцы, хотя и под другими именами, используют с начала времен, чтобы пересекать воды Карибского моря. Как сказал Гуакоа, с ними я никогда не заблужусь и смогу вернуться домой, когда только пожелаю.

Только Гуакоа не знал, что у меня нет родного дома, куда я могу вернуться, здесь я лишь временно и однажды покину этот дом. Но мне очень нравилось запоминать названия звезд, нарисованных на песке во время этих прекрасных южных ночей.

Однако я так и не поняла, зачем мне столько всего учить. Я не собиралась всю жизнь оставаться Мартином Неваресом, а Каталине эти знания были бы ни к чему. Нет образа более смехотворного, говорила я себе, потирая после занятий усталые глаза, чем мой собственный в женской одежде и с секстантом или астролябией в руках. Но жаловаться отцу мне было неудобно, ему и так хватало проблем (а с тех пор как мы повстречались с королем Бенкосом в бухте Таганга, он был более энергичен, чем когда либо), так что я молча училась, считая всё это бесполезным занятием и потерянным временем.

Вот так обстояли дела, когда однажды во время сезона дождей мы вышли из Санта-Марты с полными трюмами бананов, кешью, имбиря, папайи, тростникового вина, кожи и табака, и отец собрал всех на палубе и провозгласил с кормы:

— Не пристало больше заставлять Бенкоса ждать, иначе он найдет другого купца для исполнения своего заказа. В последние месяцы я слушал и вникал, как вести незаконные дела в этих водах.

Мои товарищи по команде кивнули. И действительно, в последнее время мы зачастили в портовые таверны, где отец вел долгие беседы с владельцами, пока мы пили. Я, к счастью, научилась растягивать содержимое своего стакана, чтобы не пить много вина, рома или чичи, которых не выносил мой организм, и никогда не выпивала больше квартильо [24], зная, когда следует остановиться, чтобы не шумело в голове и не выворачивало внутренности. Что доставило мне еще больше неприятностей и трудностей, так это курение, но я приучилась втягивать ртом дым, чтобы не огорчать товарищей, а со временем мне даже стал нравиться табак, который к тому же, как утверждали индейцы, имел целебные свойства.