Через несколько дней преподаватель отдал мне листки с проверенным тестом. Оценка была неудовлетворительной. Низко опустив голову, я поплелась в кабинет к куратору по учебной части.
– Тебе надо подумать о другом курсе, – посоветовал мне куратор. – Ты пока на первом году обучения, у тебя впереди еще три года. Если захочешь, можешь взять этот курс потом.
– В школе я прошла продвинутый курс биологии, – сказала ему я.
– И с какой оценкой?
– Во время учебного года у меня были одни «пятерки», но учитель у нас был слабый, поэтому я решила не сдавать экзамен.
Услышав это, куратор еще пуще начал уговаривать меня поменять курс. То же самое произошло в середине семестра. Я зубрила, как подорванная, но все равно после очередного теста оказалась в кабинете куратора по учебной части. Теперь тон куратора был гораздо более серьезным.
– Тебе совершенно не нужна неудовлетворительная оценка в дипломе. Пока еще не поздно бросить этот курс. Если ты это сделаешь, это не отразится на твоем среднем балле успеваемости.
Я поблагодарила его за совет и вышла из кабинета, удивляясь, что не плачу. Я задумалась – две неудовлетворительных оценки подряд, и до конца семестра будет только один экзамен. Надо было взять тот же предмет, но выбрать не такой продвинутый и сложный курс. Дело происходило в середине семестра, и я понимала, что вряд ли смогу наверстать упущенное до его конца. Если я останусь в группе и буду продолжать курс, то, скорее всего, получу «неуд», а если я брошу курс – никаких последствий и проблем.
Я крепко сжала челюсти и твердым шагом направилась к секретарю факультета. Я решила, что не только останусь в группе по нейробиологии, но возьму этот предмет в качестве специализации.
Тот день был для меня серьезным вызовом. Я могла подумать: «Ах, какая же я идиотка! Ничего у меня не получается!» И спокойно бросить курс. Но я не теряла надежды и не сдавалась. Я решила: «Нет, я не брошу! Я смогу со всем этим разобраться!»
До конца того семестра я не только старалась сама, но брала дополнительные уроки. Я просила преподавателя дать мне дополнительные задания. Я тренировалась, решая сложные задачи и поставив себе четкий дедлайн, чтобы подготовить себя к экзамену. Я понимала, что неизбежно буду волноваться на экзамене, поэтому решила выучить все, что должна была знать по программе. И когда пришло время сдавать экзамен, он показался мне таким невообразимо легким, словно я сама придумала его вопросы.
Я сдала на «отлично». В среднем по окончании учебы за нейробиологию у меня получилась «четверка». Это была самая низкая оценка в моем дипломе, но именно ею я гордилась больше всех остальных.
Когда я мучилась с нейробиологией, я даже и представить не могла, что неосознанно оказалась в ситуации известного психологического эксперимента.
Это был 1964 год. Два аспиранта, готовившиеся защищать докторскую, Мартин Селигман и Стив Майер, сидят в лаборатории и наблюдают, как собака в клетке получает электрические разряды в подушечки задних лап. Разряды происходят совершенно непредсказуемо и без предупреждения. Если собака ничего не делает, то разряд длится пять секунд, но если животное ткнется носом в стоящую в клетке панель, то разряды становятся короче.
В клетке рядом сидит другая собака. Она получает электрические разряды в то же самое время и точно такой же продолжительности, но у нее в клетке нет панели, с помощью которой можно сделать разряды короче. Только первая собака в состоянии контролировать продолжительность электрического разряда. В общей сложности собаки получают по 64 разряда, после чего их уводят и в клетки сажают новых животных.
На следующий день собак по одной сажают в другую клетку под названием «шаттл-бокс». В середине этой клетки стоит низкая перегородка, которую собака может перепрыгнуть. Раздается громкий звук, предвещающий электрический разряд. Этот звук раздается из-под пола в той части клетки, где находится собака. Практически все собаки, которые до этого контролировали продолжительность электрического разряда, постепенно понимают, что им надо перепрыгнуть через перегородку в клетке, чтобы оказаться в безопасности. А две трети собак, которые ранее никак не могли повлиять на продолжительность разряда, ложатся на пол клетки, скулят и покорно ждут, когда их пытка закончится.
Этот эксперимент показал, что не страдание приводит к ощущению безнадежности. Ощущение безнадежности возникает только тогда, когда мы считаем, что не в состоянии контролировать страдание.
Спустя много лет после того эксперимента и после моих неудач с нейробиологией в колледже я сидела в маленьком кабинете, расположенном рядом с кабинетом Мартина Селигмана и читала о его эксперименте – о выученной, или приобретенной, беспомощности. Я увидела параллели между своей жизнью и этим экспериментом.