С детьми Илья обращался на зависть умело и естественно: девчонки от него не отходили. На весь автобус он рассказывал им и всем окружающим сказки, и это настолько вписывалось в совершенно неподходящую, казалось бы, обстановку, что Валя только с изумлением наблюдала, как оттаивали и улыбались злые и напряженные лица усталых людей вокруг. "Да он просто незаменим, общение с ним — это праздник, он уникум, с которым никогда не соскучишься, — удивлялась она Илье. — Да он же естествен в любой окружающей его среде!.."
Они сдали детей бабушке и назад пошли пешком, прогуливаясь по городу.
Ночью Валентина снова изумлялась любовному искусству Ильи, и на сей раз определила его как "высший пилотаж".
"Милая, нежная моя морячка! Я не представляю, как это ты рисуешь свои морские посудины. Неужели только о них и думаешь? У нас в Тапседе иногда всплывают такие штуковины, как киты, на горизонте. Теперь я буду знать, что это привет от тебя. Ты приплывешь ко мне, моя русалка, на подводной лодке — я буду сидеть на берегу: "Здравствуй, моя милая, мой дружочек, я узнал тебя. Это я, твой Илья." Я покажу тебе тундру, места, где мальчишкой бегал, где ловил рыбу и охотился, а ты заберешь меня с собой сюда, и я своим сердцем буду всегда слышать стук твоего сердечка рядышком…"
На другое утро Валентина проснулась одна в своей комнате. Она сбежала от Ильи ночью, потому что спать могла только одна, а спать страшно хотелось… Когда она зашла в комнату к Илье, он сидел за столом и писал что-то на листочке из ученической тетрадки.
— Ты знаешь, у меня пошли стихи, — оглянулся он на Валентину. — Надо работать, надо все записать… У меня появилось вдохновение… Ты вдохновила меня на лирику… Вот послушай.
Он стал читать. И Валентина снова сомлела от умиления: "Боже, как он талантлив! Неужели ненцы все такие?" В стихах ее поразила оригинальность мысли и самая настоящая, ничем не замутненная поэзия.
Ее заразил, охватил такой же деятельный подъем. Благоговея, она потихоньку вышла из комнаты, как только Илья ушел в свои мысли, и вернулась к своим делам, которые забросила, как только получила телеграмму от него. Да и по правде сказать, этот чувственный туман заволок все ее мозги, не оставив в них места ни для детей, ни для работы, ни для свежих мыслей,
Пустота в голове с трудом отступала. Она наткнулась в книге на определение понятия "четвертого измерения", и ей оно показалось не совсем верным, даже ложным. А что есть такое "четвертое измерение"? А первое? А линия? Точка? Она задумалась. И вдруг в голове сложилось определение, которое потянуло за собой другие. Она не помнила, как то, что она сейчас представляла себе, формулировалось в учебниках, но ей любопытно было попытаться самой составить определение, извлечь его из своих мыслей. Для верности она взяла записную книжку и начала записывать: "Первое.
Дальше — больше: мысли вытекали одна из другой, в воображении Валентины вполне осязаемо возникали образы-голограммы точки, линии, объема, их вращения и движения, она едва успевала записывать то, что сейчас видела: "Третье. Плоскость бывает ровной, ломаной, выпукло-вогнутой, замкнутой. Вращение ровной плоскости вокруг восставленной к ней оси не может создать ничего, кроме плоскости. Вращение любой другой плоскости вокруг восставленной к ней оси создает