Твердые орешки

Трех девочек мама уложила под сено в проезжавшую подводу, и те тоже благополучно пробрались. Затем она сама показала «делегатам» класс «проходки». И хотя ей, как судье, не нужно было маскироваться, она остановила колхозника, ехавшего верхом на лошади, попросила его пройтись пешком, а сама, надев его плащ, села верхом на лошадь. Коле Пухову она велела взять коня под уздцы и вести его вперед. У пикетчиков даже не возникло подозрений, когда они проезжали мимо. Случилось другое: пикетчики задержали колхозника, который одолжил Митиной маме лошадь. Его они приняли за переодетого пионера первого отряда.

Мамин опыт с успехом переняли другие. Не прошло и десяти минут, как в лагерь по дороге проникла Таня Шлыкова из четвертого отряда. Она одолжила у какой-то бабушки корову и большой платок и уверенно прошла мимо пикетчиков.

Коля Герасимчук из пятого отряда пристроился к какому-то дяденьке; взяв его за руку — вроде бы сын, — он прошел мимо пикетчиков. Колю пикетчики как раз узнали, подняли крик: «Вернись! Ты задержан!» Но с поста не ушли, потому что, если б ушли, прорвалась бы большая группа «делегатов».

В общем скоро на «слет» прибыли все, кроме задержанных. Пленники стояли группой, окруженные пикетчиками. Все же их было значительно меньше, чем прошедших благополучно. Игра закончилась.

Высоко вспыхнул костер, и началось веселье. Пели песни, танцевали, читали стихи. Руководила концертом Зоя Дубова. Вдруг Митя попросил слова. Зоя вышла в круг и, как настоящий конферансье, объявила:

— Уважаемая публика, сейчас перед вами выступит Митрофан с подушкой.

Все расхохотались и захлопали, а Митя сказал:

— Да нет!.. Я сам ничего не умею… Я хотел сказать, что моя мама хорошо поет украинские песни…

— Просим! Просим! — закричали все.

— Что вы, ребята? Это я раньше, когда в деревне жила, пела…

И все же ребята упросили маму. Голос у нее был небольшой, но чистый и переливчатый. В ночной тишине он летал, как незримая птица: то опустится низко, к самой траве, то взовьется ввысь и замрет у самых верхушек. Она пела песни одну за другой: «Ой, хмелю, мий хмелю…», «Распрягайте, хлопци, кони», «Ой, ходыла по-над лугом» и другие.

И, хотя ребята все эти песни знали, слушали с большим удовольствием. Когда мама кончила петь, долго не смолкали аплодисменты.

Спать никому не хотелось. Но протрубил горн: «Спать, спать, по палаткам!» — и все ему подчинились.

Скоро на поляне стало тихо. Один вожатый Виталий остался у костра: он засыпал его землей, чтоб не возник пожар.

Девочки утащили Митину маму к себе в палатку, и она легла рядом с Зоей.

— Хорошо вам, девочки, живется! — вздохнув, сказала мама.

— Ага, — тихо ответила Зоя, — очень хорошо!

Вдруг мама спросила Зою:

— А почему ты его Митрофаном с подушкой назвала?

— Разве вы забыли, каким его привезли в лагерь?.. Толстым… С подушкой!

— Ах, вот почему… — И мама тихо засмеялась.

— Завтра вы Митю заберете домой? — шепотом спросила Зоя.

— Не заберу. Зачем же? Ему здесь хорошо…

Зоина рука легла на мягкое плечо Митиной мамы. Немного помолчав, она сказала:

— Митя хороший. Он умный и добрый. Можно, я в городе к вам в гости приду?

— Обязательно, девочка! — Мама натянула на Зоины плечи одеяло. — Приходи. Мы тебя будем ждать.

— Я приду, — уже сквозь сон пробормотала Зоя, — приду…

А над лесом плыла тишина. Сны бродили вокруг палаток. Напоенные силами солнца и земли, ребята дышали глубоко и ровно. Многим в эту ночь приснилось, что они куда-то летят: стремительно, быстро, так что дух захватывало.

Это значит ребята росли!

Храбрый Зайцев

В воскресенье, в десять часов утра, Володя Девятов шел к своему дружку Мите Зайцеву. В двенадцать часов начнется общешкольная спартакиада, и он обещал пораньше зайти за Митей.

Сам Володя был ответственным пятого класса «А» за спортработу, а Зайцев держал первенство по стометровке, прыжкам в длину и коню. Поэтому он даже немножечко зазнавался. Он, например, никогда ни за кем не заходил, всегда ждал, пока за ним зайдут.

Обычно Володя заставал своего друга неготовым, а сегодня — вот так чудо! — Митя уже ожидал его на улице. Он стоял, небрежно облокотись о косяк двери, и держал руки в карманах.

— Привет мастерам! — лихо бросил Девятов.

Зайцев ничего не ответил и даже сделал вид, что разглядывает тучки на небе.

— Ну как, сегодня в форме?

Зайцев опять промолчал. Потом медленно вытащил правую руку и побарабанил по карману пальцами. Раздался глухой стук. Володя посмотрел на карман. Карман распирала какая-то коробка.

— Коробка! — догадливо объявил Девятов.

— Коробка, — ехидно проронил Зайцев. Слово прозвучало так: дескать, что коробка — ты угадал, а вот что в ней — не знаешь.

— Знаю, драже «Золотой орешек».

Зайцев презрительно отвернулся. Девятов продолжал гадать:

— Ну, тогда коллекция насекомых…

— Сам ты насекомое! — рассердился Зайцев и, схватив Володю за руку, втащил в парадное. Там он слегка оттянул карман, и из него выглянул уголок белой коробки. Девятов пожал плечами: уголок еще ни о чем не говорил. Тогда Зайцев вытянул из кармана всю коробку и, сунув ее Володе под нос, сказал:

— «Казбек»! Понял?