Твердые реки, мраморный ветер

– Чтобы думать, мне надо иметь то – над чем именно думать, – пробормотала Джейн. – Мне надо очень хорошо представлять внутреннее устройство бактерий или тех же инфузорий, вплоть до пространственной ориентации составляющих их молекулярных групп, а то и отдельных молекул, чтобы попробовать найти то, что является передатчиком и приемником, а что – генератором волн. Если ты говоришь, что хлоропласты общаются в ультрафиолетовом диапазоне… ультрафиолет ведь есть в солнечном свете, и солнечный свет давал бы шумы, которые подавляли бы передачу. Тогда можно предположить, что передачи ведутся только в темное время суток или в других таких условиях, когда ультрафиолетовый фон исчезает – я бы проверила это экспериментально.

– Проверим, – кивнула Марта.

– И еще можно предположить, – продолжала увлеченно Джейн, – что хлоропласты создали в себе такие молекулы, у которых внешние электроны очень чувствительны именно к ультрафиолетовому спектру. Когда в них попадают фотоны, электроны переходят на более высокие энергетические уровни, а когда солнце заходит, они начинают возвращаться обратно, испуская фотоны той же самой частоты, и если они научились управлять этим испусканием… ну хотя бы ставить фильтр из химических молекул, которые могут поглощать ультрафиолет… открываешь щель – излучение уходит, закрываешь – поглощается.

– То есть они могут общаться азбукой Морзе?!

– Во всяком случае, я могу представить себе такой молекулярный механизм, он был бы сравнительно простым, но может они смогли придумать и что-нибудь посложнее…

– Хорошо, будем изучать, в общем. Хочешь быть в курсе, не забывай читать наши отчеты, – бросила напоследок Марта и исчезла.

И снова уже знакомое состояние разрывающих желаний накатило на Джейн. Хотелось успеть всё – и изучать генетику, и микробиологию, и физику, и геологию, и медицину, и строить новые приборы для исследования излучений простейших и насекомых, и следить за тем, как продвигаются строительные работы в глубине холма. И конечно хотелось добиваться ВТО и ОСов, накапливать фрагменты и искать сплавы. Хочется как можно скорее научиться путешествовать в разных мирах, интегрировать восприятия живых морд вместе с Томасом. Хочется заниматься дзюдо, большим теннисом, карате, плавать, играть в футбол и бадминтон. Хочется читать книги по истории и художественные книги, учить языки и писать курсы для малолеток, общаться с ежами, хочется трахаться и ласкаться, хочется всего этого и еще много чего ещё, и совершенно ясно, что за всем всё равно не успеть. И поднималось что-то болезненно-горькое, какое-то нездоровое отчаяние от осознания того, что в принципе, ни при каких обстоятельствах невозможно за всем успеть. Вокруг бурлила жизнь, она стремилась во все направления, она брызгала во все стороны новыми исследованиями, лабораториями, открытиями, событиями и переживаниями, и никто никогда не успеет везде, как бы ему этого ни хотелось, проживет он сто или тысячу лет.

Надо научиться смиряться с этим, устранять эту болезненность, ведь она явно нездорова, поскольку проистекает не из пустоты и скуки, и тогда ее еще можно было бы назвать конструктивной, а берет она свое начало в желании обладания – не упустить что-то интересное, не пройти мимо, услышать все важные разговоры и поучаствовать во всех значимых событиях. Но стоит ли перед ней в самом деле такая цель? Является ли эта цель в самом деле значимой? Ведь прямо сейчас, в любой момент времени она изо всех своих желаний выбирает самое-самое сильное, страстное, радостное, а это и значит, что до тех пор, пока она будет так делать, будут возникать новые оттенки переживаний, ее жизнь будет переживаться наполненной до краев, а именно это делает человека счастливым независимо от того – насколько широко протянутся его интересы и знания.