Твердый сплав<br />(Повесть)

— Так мы в газету их… Вот в эту, вчерашнюю, можно?

Им обоим стало как-то особенно легко и хорошо. Ася все-таки до этой минуты не могла отделаться (да и не стремилась к этому) от мысли, что Шилков — «чекист, человек, в какой-то степени окруженный тайной, занятый чрезвычайно важными делами». А Шилков боялся самого слова «ухаживание» и не хотел, чтобы о нем можно было подумать как, о «женихе». И оба обрадовались, что между ними могут быть очень дружеские, очень простые отношения, ни к чему, собственно, не обязывающие.

Они вышли на улицу, и Шилков шутливо оттопырил согнутую в локте руку. Ася взяла его под руку, и оба засмеялись, глядя друг другу в лицо. Шли они легко, шли так, словно были знакомы очень давно и не было ни мимолетной встречи в автобусе, ни короткого разговора в буфете театра, а была долгая веселая дружба.

В театр они поспели к третьему звонку. Билетерши поторапливали опаздывающих. Как только Шилков и Ася нашли свои места, свет погас.

Едва поднявшийся занавес замер высоко над сценой, в зале раздались аплодисменты. Приветствовали работу художника и осветителей. Шилкову тоже вначале показалось, что перед ним не сцена, а распахнулось огромное окно на Волгу, в этот настоящий сад, где продолжают разговор трое несколько старомодных мужчин. Со сцены повеяло в зал прохладой, и впечатление было такое, что где-то там, за кустами и деревьями, действительно течет большая река.

Ася поежилась. Шилков тихо спросил:

— Холодно?

— Нет, что вы! В театре со мной всегда так.

Будто сама играю, вот и волнуюсь не меньше актеров. Смешно, да?

Шилков промолчал и только улыбнулся — улыбнулся и словам Аси и потому, что на сцене появилась Татаринова: он ее узнал сразу. Ему самому хотелось оценить игру этой талантливой актрисы, и он стал следить за каждым ее движением, за мимикой, отмечая про себя: «Да, это так, пожалуй, похоже, так бывает… и это тоже…» Но потом, забыв обо всем, он просто смотрел и переживал то, как любит и страдает Катерина, уже не думая, что играет ее Татаринова и что о ней говорят как о большом таланте…

Когда в зале вспыхнул свет, Шилков встал. Ася все еще смотрела на сцену, и глаза ее блестели.

Шилков всматривался в публику, разыскивая того, кто ему был нужен. «Он наверняка сидит где-то близко к сцене», — соображал Шилков.

Но сначала Шилков увидел молодого человека, который прошлый раз был с Асей. Шилков наклонился к девушке:

— А ваш знакомый здесь. Смотрите, он мимо нас пройдет.

Ася посмотрела, куда показал Шилков. На ее лице появилась досадливая усмешка:

— А, этот стиляга…

— Зачем же так? Он вам не нравится?

Тут Шилков увидел, что молодой человек не один. Он что-то рассказывал, видимо очень смешное, инженеру Савченко. Шилков побледнел: сейчас произойдет очень для него важное… или ничего не произойдет.

Шилков поднялся и, будто только сейчас случайно заметил их, поздоровался. Молодой человек с явным любопытством посмотрел через плечо на Шилкова. То, что он увидел с ним Асю, видимо его удивило мало. Он только слегка пожал плечами и с наигранной небрежностью сказал:

— Ах, вы не один! И даже с моей знакомой…

Ася подошла к ним. Шилков сделал жест в сторону Савченко:

— Познакомьтесь, инженер…

Савченко кивнул головой:

— Мы уже знакомы. Ася, не так ли?

— Да, я помню тот неудачный вечер, когда вы спешили домой. Вас жена не сильно ругала?

— Ну что вы! Она каждый вечер поздно приходит — я же не сержусь.

Когда началось второе действие, Шилков все еще думал о том, что опыт не удался. Стало быть, его предположение, не Савченко ли получал на почте деньги по паспорту Дробышева, оказалось неверным.

Ася снова, не отрываясь, смотрела на сцену, и Шилков был рад этому: она не заметит, что он уже не следит за действием, а, уставившись в одну точку, напряженно думает.

Несмотря на положительное в основном впечатление, которое сложилось у Шилкова от беседы с Савченко на заводе, он все-таки испытывал пока что необъяснимую неприязнь к инженеру. Ему почему-то хотелось тогда, во время разговора, уловить в рассказе Савченко какое-либо несоответствие, какую-нибудь фальшь. Он понимал, что так нельзя, что ему обязательно надо освободиться от этого предубеждения. Но он ничего не смог с собой поделать.

Удивляло, как Савченко говорил о разыгравшейся в лесу трагедии. Восстанавливая это в памяти, сопоставляя с тем, что говорил Пылаев после встречи с профессором Трояновским, Шилков по-настоящему насторожился. Вчера он попросил Пылаева снова рассказать о беседе с Трояновским. Подполковник рассмеялся. «Ох, до чего же ты дотошный! Я уже и забыл, наверное, все подробности», — но все же стал вспоминать слова профессора:

— В 1943 году, примерно в августе, ко мне домой пришел человек…

— Нет, нет, не то. Помните, вы передавали рассказ профессора о гибели его сына? Мне бы хотелось услышать, как он об этом говорил…

— Это, капитан, труднее вспомнить… Вот так, кажется: «Владимир Викторович шел с нами». Это, конечно, слова Савченко. Профессору они, вероятно, так целиком и запали в память. Что дальше? Да! «Нас настигли эсэсовцы». Не ручаюсь за точность, но примерно…