Твердыня

Берсенев стоял, всем существом впитывая каждое слово отца Василия. Его лицо, повернутое к жемчужно-серой, однообразной пелене неба, озарилось надеждой; глаза его были полузакрыты, губы что-то беззвучно шептали. Казалось, он разговаривает с кем-то невидимым. Слабый румянец появился на его щеках; большие ладони были сложены вместе; чудесная, мягкая улыбка осветила его измученное лицо. Между тем священник, закончив поучение, повернулся лицом к могилам. Открыв Псалтырь, он запел:

  «Живущий под кровом Всевышнего под сению Всемогущего покоится.
  Говорит Господу: «Прибежище мое и защита моя, Бог мой на которого я уповаю»!
  Он избавит тебя от сети ловца и от гибельной язвы.
  Перьями Своими осенит тебя, и под крыльями Его будешь безопасен; щит и ограждение — истина Его.»

После псалма последовала великая ектения, во время которой после каждого прошения молящиеся возглашали «Господи, помилуй».

  «Миром Господу помолимся.
  О свышнем мире и о спасении душ наших Господу помолимся. Помолимся Господу об оставлении согрешений скончавшихся, да незабвенна будет память о них.»

Батюшка отслужил панихиду по каждому из погибших в отдельности. Берсенев со свечой в руке тихонько подпевал. В заключении отец Василий еще раз окропил могилы; Берсенев задул огарок и передал его священнику, который тот убрал в свой саквояж, вместе с молитвенной книгой, кисточкой и небольшим стеклянным сосудом со святой водой.