Тверской баскак. Том 4

В натопленной горнице собрался весь цвет Нижнего Новгорода. По лавкам сидят бояре в бобровых шапках, в торце на резном стуле восседает князь — некто Михаил Константинович Лютый, считающий себя каким-то там внучатым племянником уже покойного ныне Ярослава Всеволодовича. Так это или нет, я не знаю, да и городской господе' видимо тоже все равно. Главное, у него под рукой есть полсотни неплохо вооруженных конных воев, кои городу нужны, и потому все тут делают вид, что верят в родословную князя.

Войдя в палату, кланяюсь честному народу и как положено представляюсь.

— Консул Твери и Союза городов русских, Иван Фрязин. — Затем, выдержав паузу, обвожу всех внимательным взглядом и перехожу к сути. — Прошу у вас, уважаемые бояре, и у тебя, Михаил Константинович, содействия, ибо вынужден зазимовать в ваших краях, а у меня товар и люди на руках, а из них больных во множестве.

Я про Нижний еще до отплытия в Орду справки навел. Тут после монгольского нашествия и ослабления власти Великих князей Владимирских установилось нечто похожее на вечевую республику Великого Новгорода. Иначе говоря, боярская господа прибрала власть, посадила на княжеский стол какого-то малопонятного князька и правит себе потихонечку, лавируя между Ордой и Великими князьями.

В ответ на мое представление, благородное собрание зашумело, но не шибко, видно, что к консенсусу они уже пришли. Через пару секунд со скамьи поднялся боярин с выделяющейся толстой серебряной цепью на груди.

— Мы рады видеть тебя, консул, на нашей земле! — Начал он степенно, осознавая собственную значимость. — Также рады мы оказать тебе наше гостеприимство, но как ты сам видишь, мы люди небогатые. Пустых изб аль амбаров у нас нет, да и в город чужаков оружных мы не пущаем. Хошь зимовать у нас, мы не против, но зимуй на берегу. — Он помолчал немного и добавил. — И вот еще что, коли уж твой товар границу земли Нижегородской пересек, то ты должен уплатить городу ввозную пошлину, одну гривну серебром. Да за каждый месяц, что он на нашей земле пролежит, еще по гривне.

«Губа не дура! — Протянул я про себя. — А вы говорите татары, тут свои любому степняку еще сто очков вперед дадут!»

По тому как местная господа не сделала исключения даже для меня, понимаю, что мне ясно дают понять — никаких разговоров со мной они вести не желают, а хотят лишь одного, чтобы я убрался отсюда как можно скорее. Оттого и сумму такую назначили, думают расходами меня отсюда выжить.

Еще раз посмотрев на цепь и на висящий на ней знак, понимаю, что сей ушлый господин скорее всего посадник и реально тут всем рулит. Князь у них так на подхвате, потому и молчит, еще ни слова ни сказал.

Торговаться и спорить сейчас у меня нет ни желания, ни времени, но и потакать откровенному грабежу не хочется. Не то чтобы мне денег жалко, хотя и разбрасываться попусту я не привык, просто не нравится мне, когда кто-то вот так в наглую в мой карман лезет.

Ссорится с местными мне тоже не резон, поэтому для начала пробую воззвать к совести.

— Нехорошо! — Обвожу взглядом нацеленные на меня лица. — Ну ладно, не хотите в дом свой пущать, это я еще понимаю, но драть с меня по гривне за голый речной берег, это уже чересчур! Нехорошо на чужой беде наживаться! Разве этому учит нас Господь наш всемогущий!

Не успеваю закончить, как с места вскакивает щекастый и круглый как мяч боярин.

— А ты нас не совести! — Заверещал он тонким бабским фальцетом — Негоже нам от купчины нравоученья слушать! Задаром тебе тут ничего не обломится, так и знай!

«Грубо и некрасиво!» — Отмечаю для себя щекастого крикуна и, посмотрев еще раз в глаза посадника, вижу, что тут не только решили поживится за мой счет, но даже денежки уже меж собой поделили.

«Ладно, господа хорошие! — Мысленно успокаиваю вспыхнувшую злость. — Вы видать еще не знаете, с кем связались! Ну так ничего, дайте время, узнаете! Я вам эти гривны еще в глотку затолкаю!»

Погасив раздражение, одеваю на лицо простоватую добродушную улыбку.

— Незачем нам ссориться! Вы здесь хозяева, вам и правила устанавливать! Сколько скажете, столько и заплатим.

* * *

Размахнувшись со всей силы, прикладываюсь топором по лежащему стволу. В руку ударяет отдача, брызжут в стороны щепки, а лезвие не входит в бревно и на четверть. Замахиваюсь еще раз и слышу за спиной ворчливый голос.

— Да не так же! Дай покажу!

Плотник Емельян Емельяныч отбирает у меня топор.

— Гляди! — Он рубит короткими отточенными ударами. — Вот так, чтобы лезвие под углом в дерево входило!

Тюк, тюк, тюк! Емельян шустро прошелся вдоль ствола, обрубая толстые сучья с одного-двух ударов, а заждавшиеся стрелки, подхватив очищенное бревно, тут же потащили его на распилку.

Старый плотник поднял на меня взгляд.

— Ну ей-богу, консул, ты бы не мешался, а?!. Мы тут как-нибудь без тебя справимся! Ты уж занимайся там государственными делами какими, а мы тут сами все быстренько сладим.

В его глазах стоит такая искренняя мольба, что я не могу на него сердиться. Вспыхнувшее было раздражение пропадает, и я машу рукой.