Минут через пять к нам поднялся Богдан Нездинич и с ним крепкий жилистый мужик с холеными усами на обветренном красном лице и начисто выбритым подбородком. Поклонившись, Богдан представил иноземца.
— Это Карл Рудегер, бывший командор Ганзы.
Холодно ответив Богдану на приветствие, поворачиваюсь к немцу.
— И как же нелегкая занесла тебя, Карл, в Новгород⁈
Мой жесткий взгляд говорит ему — для тебя же будет лучше если я тебе поверю, так что не ври и отвечай честно.
Вижу, что говорить правду ему не хочется, но он все же решается.
— Бургомистр вольного города Любека, Генрих Цимель, зуб на меня точит за то, что я с его женой переспал. — Нахмурив брови, он отводит взгляд. — Я поступком своим не горжусь и готов за него ответить. Только вот бургомистр на поединок меня вызывать не желает, он человек другого пошиба. Ему больше по сердцу убийц нанять и по следу моему пустить. Уже два покушения я пережил, но Генрих желчный и злопамятный сукин сын… Знаю, он не остановится!
Подумав немного и взглянув мне прямо в глаза, он иронично добавил.
— Вот и получается, что из всех земель только у вас на Руси можно укрыться от убийц, идущих по моим пятам.
«Это он хорошо сказал, — мысленно одобряю манеру говорить незнакомца, — у нас все по закону, и убийц по найму мы не жалуем!»
Его случай напомнил мне тот момент, когда киллера посылали по мою душу.
«Так ведь и не узнал кто ж был заказчиком той подлости!» — Подумав об этом, решаю, что рано или поздно все равно отплачу сторицей всем тем, кто хотел меня убить.
Ожидая моего вердикта, немец не отводит глаз, и это тоже мне нравится. Видно, что человек он прямой и всегда говорит, что думает. Мне это подходит, тем более что командор с опытом боевых действий на море для меня вообще на вес золота. По такому случаю даже прощаю новгородцев, и мой взгляд проходится по лицам Нездиничей.
— Ладно, уважили так уважили! Но уговор наш остается в силе, и на следующий год Новгород должен войти в Союз городов русских!
Глава 8
Начало августа 1256 года
Молча стою на коленях, уткнувшись носом в дорогой Бухарский ковер, и жду разрешения поднять голову. Все как и три года назад за исключением того, что вместо Батыя на ханских подушках сидит пухлощекий мальчонка, а рядом с ним его царственная регентша Боракчин-хатун.
Мой караван прибыл в Сарай уже месяц назад, но в ханском дворце сделали вид, что не заметили этого, не изъявив ни малейшего желания меня принять. В его коридорах словно бы затаился страх и неуверенность в предчувствии надвигающихся перемен.
Для меня это не стало неожиданностью, примерно, на такой прием я и рассчитывал. Вся эта нервозная неопределенность играла нам на руку. Взятки брались легко, и за мзду малую можно было получит практически любое решение. Так за прошедший месяц мы распродали почти весь товар, и надо сказать, предчувствие беды тоже работало в плюс. Столичные жители сметали с прилавков все, что можно было купить, словно бы предчувствуя скорую смуту.
Пока я ждал новостей в Золотом Сарае, Острата спустился с отрядом кораблей в дельту Волги и начал строительство крепости на месте поселка Оля', а оттуда уже Карл Рудегер повел флот из трех шхун к берегам Азербайджана. Все эти наши маневры прошли почти незаметно для ханского двора, озабоченного только известиями из Каракорума.
Весть о том, что Сартак скоропостижно скончался на пути домой, достигла Золотого Сарая два дня назад и произвела эффект разорвавшейся бомбы. Город замер в ожидании новой войны за власть, но к счастью, подоспел эдикт Великого хана Мунке и разрядил взрывоопасную ситуацию. Свои эдиктом Великий хан объявил наследником и ваном улуса Джучи единственного сына Сартака — Улагчи, а по малолетству его назначил при нем регентом первую вдову Батыя — Боракчин-хатун.
После этого активная жизнь в столице словно бы возродилась вновь, и ханский дворец проснулся. Боракчин взяла власть в свои руки, и в жизни Золотого Сарая начало просматриваться некое подобие порядка. Заработали государственные службы, посыпались разнообразные ханские указы, в общем новая власть пыталась всячески показать народу свою кипучую деятельность.