Тверской Баскак. Том Второй (СИ)

— Чего ты раскудахтался-то! Человек тока прибыл с вестями срочными, потому и веду. Я что же не понимаю…

Половец тут же взрывается.

— Раскудахтался! Ты, Калида, за языком-то следи своим! Я тут при исполнении, а ты, коли понимал бы, то на ночь глядя не перся!

На миг прикрываю глаза, принимая тот факт, что сегодня вновь нормально поспать не удастся. Выдохнув, резко встаю и иду к двери. Распахиваю ее и вижу раскрасневшиеся лица своих главных советников и человека за спиной Калиды.

«Осунувшееся, усталое лицо, одежда и сапоги под слоем пыли. — Рефлекторно оценивает взгляд, и я делаю вывод. — Гнал издалека! Видать новости и прям горячие!»

Половец зло зыркнул на Калиду, мол, ну что разбудил изверг, и я успокаивающе кладу руку ему на плечо.

— Ничего, Куранбаса, пусть заходят.

Оставив дверь открытой, разворачиваюсь и иду к столу. Слышу за спиной ворчание половца и шепот Калиды.

— Ну, чего стоишь, давай заходи!

Сажусь в свое кресло и, развернувшись, смотрю на входящего. Одет в добротный, хоть и давно ношенный кафтан, сапоги в пыли, но видно, что целые, не драные.

Мужик срывает шапку прям у порога и кланяется до земли. Перевожу взгляд на Калиду и спрашиваю.

— Кто таков? Чего привел?

Калида хмурит свои черные брови и кивает на склоненного гостя.

— Человек из Пскова гнал, беда там.

Что за беда в Пскове в середине сентября 1240 года, я могу и не спрашивать, но ситуация требует от меня разыграть неведение, да и детали мне все же интересны.

Жестом подзываю гонца.

— Подойди! Рассказывай кто таков и что там у вас случилось?

Перестав кланяться, мужик выпрямился и сделал пару шагов к столу. Терзая в руках шапку, он представился.

— Петр я! Петр Кобыла! Торговый гость из Пскова.

Киваю, мол понятно, давай дальше, и Петр Кобыл начинает сбивчиво и торопливо рассказывать.

— Еще с лета пришли худые вести, что князь наш бывший, Ярослав Владимирович, набирает в неметчине лихих людей, мол хочет на стол Псковский вернуться. Великокняжеский наместник у нас Горята Твердиславич, человек не глупый, но тады всурьез весть не воспринял, хоть и советовали ему многие в Новгород гонца слать. Не послушал, а к концу августа вдруг дозорые примчали и тревогу на Пскове подняли, мол ливонское большое войско идет на Изборск.

Тут Горята всполошился, начал ополчение собирать, но люди шли неохотно. У Ярослава Владимировича в городе доброхотов много, и они горожан смущали, мол негоже против своего родного князя войной идти. Там, действительно, многие еще отца его помнят и худого о нем ничего не скажут. Пока решали идти али нет, Изборск уже ворота Ярославу открыл. Повелась господа ихняя на посулы князя, но очень скоро пожалела об этом. Наемники датские, да кнехты из чуди начали горожан притеснять да грабить, а воеводы их Орденские глаза на это закрывали и попустительствовали. Можа и совсем забили бы всех в Изборске, токма Ярослав двинул войско на Псков и тем спас, можно сказать, изборчан от избиения.

Вести о взятии Изборска докатились до Пскова и решительности горожанам добавили. Горята вывел ополчение в поле, но ливонцев оказалось гораздо больше, чем дозоры сказывали. В общем побила немчура наших, и сам Горята Твердиславич пал в той сечи.

Гость начал перечислять всех павших псковичей, а я вспомнил недавний разговор со своим уже командиром штурмовой роты, датчанином Эриком Хансеном из Борншольда. Ему родственник из Ревеля весть с оказией переслал. Звал того на службу к себе. Мол некие ливонские рыцари Теодорих Буксгевден и Энгельберт фон Тизенгаузен набирают охотников для похода на Русь. Сила у них немалая, и сам епископ Дерптский не только благословил их, но и денег дал на снаряжение.

Дабы уговорить Эрика, родственничек расписал эту немалую силу. Получалось, что в войске епископа Германа набралось почти десять рыцарей со своими «копьями». То бишь около пятисот всадников, и примерно столько же пеших наемников из датчан да германцев. Еще под знамена епископа встало чуть ли не полторы тысячи кнехтов из эстонской чуди, польстившихся на обещанную щедрую добычу. Итого выходит, против двух с половиной тысяч войска ливонцев Горята вывел тысячу Псковского ополчения. Немудрено, что их разгромили в пух и прах.

Произведя этот нехитрый подсчет, вновь прислушиваюсь к гостю, а тот уже тараторит не уставая.

— Пару недель назад приступили супостаты к самим стенам Пскова. Город закрыл ворота, но согласия у народа не было и боевой дух совсем угас. Тут в полной неразберих и возвысил голос боярин Твердила Изветич. Все знают, что он из княжеских доброхотов. Еще отцу нынешнего Ярослава служил верно, да и сына его видать никогда не забывал.

Начал он смуту в головы псковичей сеять, мол неча с князем своим воевать, а Изборск типа сам виноват, что ливонцев озлобил неприятием своим. Тут как раз из ливонского лагеря стали на переговоры звать, ну и послали ж, конечно, во главе выборных Твердилу. Кого же еще, как не доверителя княжего, ему мол с Ярославом договариваться сам бог велел.

Тут мой гость перевел дух и поднял на меня виноватый взгляд.