Тверской Баскак. Том Второй (СИ)

— Прошу вас, господа, присаживайтесь! Сегодня неофициальный прием, так что чувствуйте себя, как дома.

Подаю знак, и Куранбаса впускает служку с подносом. Там три серебряных кубка и бутыль с моей фирменной настойкой.

Слуга ставит все на стол и наливает по полной.

— Прошу вас, господа! — Я гостеприимно предлагаю всем выпить. — За успех наших переговоров!

Настойка градусов сорок, и к моему удовольствию, сделав изрядный глоток, гости сильно меняются в лице.

— Что это! — Тощий чуть не выплюнул все обратно. — Вы отравить нас хотите⁈

— Помилуйте! Зачем мне это! — Я по-прежнему держу милейшую улыбку. — Вы не пугайтесь и не переживайте, все с вами будет хорошо! Просто подождите немного, и уверяю, вам понравится!

Через минуту вижу, как лица моих гостей порозовели и глазки заблестели, особенно у коротышки.

«Видать, малый выпить не промах!» — Делаю я такой вывод и предлагаю гостям начать разговор.

— Итак, господа, я вас слушаю! — Откинувшись на спинку кресла, обвожу их взглядом.

Начал представитель ордена.

— Глава Святейшего престола, папа Иннокентий IV, как и магистр Тевтонского ордена Конрад Тюрингский, сильно опечалены тем несчастием, что приключилось с братом нашим епископом Германом. Они послали нас с господином Виттенбергом, чтобы помочь вызволить его святейшество из нынешнего бедственного положения.

Он замолчал и уставился на меня с видом, подразумевающим вопрос — каковы ваши требования.

У меня на эту сделку большие планы, поэтому начинаю, можно сказать, с шоковой терапии.

— Итак, если я вас правильно понял, вы хотите, чтобы я назвал сумму?

Храня на лице холодную надменность, гости едва заметно кивнули, а я специально четко и громко произнес.

— Десять тысяч тверских гривен!

— Что! — Оба немца едва не подскочили на месте, и коротышка возмущенно возопил.

— Да вы в своем уме⁈ За Ричарда Львиное Сердце заплатили меньше!

Бросаю на него жесткий взгляд, мол не забывайся, и тот сразу меняет тон.

— Я прошу прощения, но вы же понимаете, что цифра огромна и для Ордена неподъемна.

На это я развожу руками.

— Что ж, значит, преподобный Герман Буксгевден закончит свои дни в тюрьме, и весь мир узнает о том, как святой престол и Тевтонский орден ценят своих прелатов.

Все еще не веря услышанному, послы лихорадочно обдумывают, чтобы предпринять, а я продолжаю издеваться.

— А ведь господин епископ сражался за веру на границе католического мира! Разве он не заслуживает немножечко щедрости от власть предержащих⁈

Первым пришел в себя ганзеец. Почувствовав иронию в моем голосе, он понял, что им предлагают поторговаться.

Его круглое лицо изобразило умильную улыбку.

— Есть ли у нас какие-либо варианты, чтобы снизить сумму?

Несколько долгих секунд изображаю глубокую задумчивость, а потом выдаю.

— Ну я же не изверг какой, чтобы мучить уважаемого человека! Вот если бы, к примеру, Ливонское ландмейстерство разрешило купцам моего товарищества беспошлинный проезд в Ревель через земли Ордена и Дерптского епископства, тогда возможно цена могла бы быть другой.

Рыцарь фон Босвейл сразу категорически мотнул головой, но Виттенберг аккуратно придержал того за руку и впился в меня взглядом.

— На сколько?

«Торгаш, есть торгаш!» — Усмехаюсь про себя и бросаю «пробный шар».

— Ну, скажем вдвое!

Почувствовав жилу, ганзеец тут же переходит в атаку.

— Втрое!

С улыбкой отрицательно качаю указательным пальцем.

— Не так! Сначала вы привезете мне согласие ваших хозяев, а потом мы уже обсудим скидку. Без этого наш разговор не имеет смысла.

Часть 2 Глава 6

Подкрутив фитиль лампы, добавляю света и разворачиваю свиток. С первого же взгляда отмечаю. Личная печать Турслана Хаши, но почерк Фарса аль Хорезми. Значит, мысли хозяина излагал на бумаге его верный слуга.

Читаю, но пока ничего интересного. Все, что он мне пишет, я и так знаю. Батый возвращается из похода на Венгрию и собирается основать новую столицу улуса Джучи на Волге. Про смерть Великого хана Угедея ни слова, про грядущий всемонгольский курултай и избрание нового хана тоже.

«Считает, что высшие монгольские разборки не моего ума дела!» — Губы невольно кривятся в усмешке. — Ладно! Тогда чего же вы, господин хороший, от меня-то хотите⁈'

Как обычно, у хорезмийца самая суть в последней строчке, как бы между делом.

Этой зимой Батый призовет всех властителей Русского улуса к себе в Золотой Сарай и самолично будет выдавать ярлыки на княжение. Малолетний князь твой пусть едет, не мешай ему, а ты оставайся в Твери. В Орду не ходи!

Другой бы кто подумал, что всемогущий нойон заботится о своем друге, предупреждая его об опасности, но не я. Мне хитрожопая натура Турслана хорошо знакома. Его больше беспокоит собственная шкура, а что если в Сарае меня возьмут за задницу и всплывет история моего назначения ханским баскаком. С должности-то пока меня никто не снимал!

В голову начинают закрадываться тревожные мысли.