Тверской бульвар

— Прокуратура возьмет дело под свой контроль, — доложила я, — в дело вмешался Стукалин, заместитель министра внутренних дел. Вы его знаете. А в самой милиции дело поручили, извините меня, такому придурку, которого на пушечный выстрел нельзя подпускать к детям. Он вызывает товарищей пропавшего парня и угрожает им, требуя рассказать, где может скрываться Константин Левчев.

— Все? — Марк Борисович всегда чувствует, когда человек недоговаривает. И как это у него получается? Мне бы у него поучиться.

— Нет, не все. Мальчик был законченным наркоманом. Уже делал внутривенные инъекции. Мать знала об этой трагедии и скрывала ее от отца. Они иногда даже ездили в частный дом к одному психологу, чтобы отлежаться там. Вполне вероятно, что у него сейчас приступ. Но меня смущает, что все в один голос говорят о том, что он изменился за последние несколько месяцев. Будто бы сломался. Или его словно подменили. Я сегодня была у одного его товарища дома. Он явно что-то знает, но не говорит. Этот паренек растет без отца, а его дедушка применяет к нему не совсем педагогические методы воспитания…

Розенталь поморщился. Мне-то было известно, как он обожает своих внуков. Ему и в голову никогда не придет учить их ремнем.

— Поэтому мальчик озлоблен, никому не верит, ни с кем не хочет разговаривать. Он был его самым близким другом. И еще один азербайджанский мальчик. С ним я завтра встречусь. Посмотрим, что он скажет.

— Понятно. Только почему ты сказала «азербайджанский мальчик»? Разве его национальность имеет какое-то отношение к поискам его друга?

«Все евреи одинаковые, — мелькнуло у меня в голове. — Они явные космополиты, этим и отличаются от других. Может, поэтому и выживают в других странах?»

— Не знаю, — честно призналась я, — наверно, по привычке. Дедушке мальчика, у которого я сегодня была, не очень нравится, что его внук дружит с кавказцем. Он много лет воевал на Кавказе, у него негативное восприятие этих людей.

— И ты проецируешь его сознание на свою речь? — заключил Розенталь. — Не забывай, что ты адвокат. Поиск этого мальчика — не твое дело. Ты должна только представлять интересы потерпевшей стороны в правоохранительных органах. В данном случае — интересы семьи Левчевых. Это первое. И еще насчет взглядов этого ортодокса. Сейчас такие люди ненавидят кавказцев, завтра будут убеждать всех, что во всем виноваты евреи, а послезавтра — китайцы или вьетнамцы. Легче всего искать причины собственных неудач во внешних врагах. Легче всего списывать недостатки в воспитании своих внуков и детей на чужое влияние. — Он поднялся со стула и неожиданно ласково произнес: — Умная ты девочка, Ксюша. Я всегда ценю твою работу. И твое знание двух языков. Только научись правильно относиться к людям и к фактам. Ты слишком эмоциональная и очень близко принимаешь к сердцу все происшествия. Так было с тобой и в Ницце, если ты помнишь. Так было и по другим делам. Немного меньше эмоций, больше терпения, хладнокровия, выдержки. Я не говорю — разума. Разум у тебя всегда присутствует, а эмоции — мешают. Научись держать их под контролем. Ты ведь профессиональный юрист. Помнишь у Бальзака? Он говорил, что представители трех профессий не очень уважают людей, так как слишком хорошо знают их пороки. Это священники, врачи и юристы. Вот так-то. Наши клиенты поверяют нам свои тайны, а мы должны уметь их хранить. Отстраненно и спокойно. Чтобы не вредить нашему делу. И твой профессор Левчев мне понравился. Очень солидный, интеллигентный и деликатный человек. Но очевидно, в какой-то момент он упустил воспитание своего сына, и мать недоглядела. Иногда такое случается даже в очень интеллигентных семьях. У него ведь уже есть взрослый сын?

— Да, известный хирург в Санкт-Петербурге.

— И взрослая дочь. Он, видимо, считал, что воспитание детей идет по инерции. Первый раз «проскочил», второй раз «повезло», а на третий — не получилось. Чтобы дети выросли такими, какими вы хотите их видеть, им нужно уделять много внимания.

— Это я понимаю, — кивнула я моему шефу.