Твёрдость по Бринеллю

Утром, по приезде в Москву, она все успела: и адрес правления Союза писателей нашла, и зарегистрировалась, и не опоздала на автобус, который повез их, целую группу, в «Переделкино». Участников совещания было не так много — около пятидесяти человек, из них в семинаре прозы — только шестеро. Женщин, кроме Полины, среди прозаиков — ни одной. Шансы ее как будто повысились… Впрочем, она за себя не боялась. Вечером отдала троим писателям рукописи на прочтение. Что-то они скажут завтра?..

С утра руководители семинара прозы — все разного возраста, — переглянувшись меж собой, почему-то начали обсуждение с ее рукописей… Выспросили прежде досконально, кто она и откуда родом. Долго выпытывали ее пристрастия в литературе… Пристрастий Полина не понимала. У одного автора ей нравилось одно, у другого — другое, к одним она была менее благосклонна, от чтения других получала наслаждение… Но пристрастия? Полина знала, что они меняются с возрастом, и даже от настроения. Поэтому виновато отмахнулась от расспросов: «Чукча не читатель, чукча писатель». Писатели посмеялись, но, тем не менее, еще два часа пристрастно допрашивали ее. Их смущало, что наряду с «деревенскими» рассказами у нее есть чисто «городские», современные… Полину это не смущало: она современный человек и не хочет себя ограничивать, замыкать в узкие рамки. Но вот ее старорусское имя писателей почему-то удивило — как будто давно такого не слыхали. Расспрашивали ее и о семье, о родителях — хотели знать и оценить все. Полина откровенно отвечала на все вопросы. Но про себя решила: «Все, кажется, завалили… Уж больно пристрастны».

Настроение ее испортилось, — она ничего не могла с собой поделать: ведь это все-таки главный, да-да, главный вопрос в ее жизни!.. Когда обсуждали творчество остальных, она запомнила только, что мэтры привязались к молодому парню с красивой южно-русской внешностью лишь из-за его фамилии — Барбец: откуда, кто такой, каких корней? Парень, студент литинститута, чуть не плача: «Всю жизнь со своей фамилией мучаюсь», — рассказывал писателям о своем происхождении… Полина плохо что понимала из их разборок, в мозгу стучало только одно: ее задробили, не пропустят уже в святая святых… Вспомнилось открытие семинара, на котором присутствовали Михалков, Проскурин, Распутин и другие знаменитые писатели. Эта элита недосягаема…

Вечером молодые участники совещания устроили поход по номерам дома отдыха с целью знакомства между собой и развлечения. Поэтов было много, хороших и разных, молодых девочек и мальчиков… Полина все оставалась в дурном расположении духа. Маститые писатели гуляли тут же, толпы то смешивались, то рассеивались по разным номерам. В последнем за тот вечер один из известных и модных писателей уселся на пол у ног Полины — внешностью своей, северянка, поморка, с густыми, длинными, потемневшими с возрастом волосами, она была довольно привлекательна — и стал пытать ее: кто она, откуда? Не верил, что с севера: «Нос у тебя еврейский». Полина отмахивалась:

— Самый русский, у нас у всех на Севере такие носы — прямые, длинные. А ты-то кто? — допытывала она захмелевшую знаменитость. — Вот у тебя-то фамилия как раз еврейская — Барбарчук, да и внешность далеко не русская!

— У меня дед служил в царской армии, офицером был! — кричала в оправдание знаменитость, крепко держа Полину за руку.

— Да ладно, верю, — смеялась Полина.

Потом она, не дожидаясь конца, тихонько сбежала в свой номер — подальше от всех знаменитостей. Она сюда работать приехала, и настроение пока было только рабочим, да к тому же безрадостным. Даже по Переделкам она ни разу не прогулялась. Зато ее соседки ничего не упускали: одна всю ночь наслаждалась природой, другая забралась в постель к очередному писателю…

Наутро семинаристы продолжили обсуждение творчества друг друга. Полина принимала активное участие, хотя никак не могла скрыть своего кислого настроения. К трем часам дня писатели собрались в зале, чтобы объявить результаты работы прошедших семинаров. Полина знала: здесь, на всероссийском совещании, разговор короток, здесь и в Союз писателей могут принять сразу, если сочтут нужным. Или не принять…

Из всех, приехавших в Москву, писателями в те дни были названы лишь тринадцать человек. И Полина — в том числе… Чуть сердце не разорвалось, когда руководитель ее семинара очень доброжелательно объявил, что из прозаиков Полина более других созрела как писатель. Зря, значит, она мучилась, думала, что только покритикуют рассказы и забудут про нее. Пришлась, пришлась она все-таки здесь ко двору! Не зря жизнь на сочинительство — всю личную — истратила… И даже молодому Барбецу, невзирая на фамилию, писатели дали свою рекомендацию.