Стасу забили рот грязными носками, сверху заклеили пластырем, сорвали рубашку и майку. Один уголовник включил музыку, второй взялся за утюг. Минуты через две на голову мученику набросили подушку, и тут же на голую кожу живота поставили раскаленный утюг.
Стас мог перенести моральные страдания – свои и чужие, но физическая боль выбивала из головы предохранители. Он готов был выдать все секреты, лишь бы его оставили в покое.
Подушку с головы убрали, утюг угрожающе завис в воздухе. Обожженное тело представляло собой сгусток невыносимой боли. И одна мысль о том, что утюг снова опустится на обнаженную плоть, срывала все тормоза.
– Бабки где? – спросил мучитель.
Стас ожидал, что из него будут тянуть информацию о комбинате. Но уголовники начали с другого. Перед глазами грозно маячил проклятый утюг.
– В гараже… В яме… Там кирпич нужно отодвинуть…
Он подробно рассказал, как вскрывается тайник. Там у него сорок тысяч рублей. Есть и еще три схрона, но про них он ничего не скажет… Если, конечно, уголовники не продолжат выжигать из него деньги.
Один блатарь отправился в гараж за деньгами, а другой продолжил допрос. Появился и третий. Тот, который доселе находился в комнате с женой Стаса.
– А теперь насчет комбината парочка вопросов… Хата у тебя конкретная, тачка не хилая, бабло вот в гараже… С каких это шишей, а?
– Цеха… Цеха левые на комбинате… – в обморочном состоянии пробормотал Стас.
– И много бабла делаете?
– Да, до миллиона в год…
– Не слабо… И кто за всем этим стоит? Суконкин?
– Суконкин – хрен собачий, он ничего не решает…
– Тогда кто старший?
– Панфилов… Глеб Васильевич… Он раньше директором был. А потом Суконкина за себя оставил. А сам в тени, но рулит все так же…
– Адрес?
– Карла Маркса, дом сорок восемь, квартира девять.
– Суконкина убили. Кто вместо него директором будет?
– Я не знаю… Панфилов решает…
– Он что, большой начальник?
– Нет, но у него связи… Директора наше городское Управление местной промышленности назначает. Но это мелко, Панфилов берет выше. Он может сразу через Москву назначение пробить. Там у него все схвачено…
В комнате появился вернувшийся из гаража уголовник. Улыбка от уха до уха. В руке пакет с бабками.
– Живем, братва! Сорок штук как с куста!..
– Да там не только сорок штук. Там миллионы… Терпила все расклады сдал…
– Так чо, кончать его будем?
– А зачем, пусть живет. В ментовку он точно не ломанется, к своим путь заказан – он же босса своего сдал. Да и не надо его гасить, а то братва решит, что мы с него за пидора спросили…
– С женой его чо делать? Может, того?
– Ты, Медный, сам себя того, понял? Мы не беспредельщики, лохматые сейфы не ломаем. И об эту мразь мараться неохота… Все, братва, ставим лыжи и валим отсюда…
Блатари в самом деле ушли. Забрали бабки в одном пакете с ценной информацией и ушли. Сохранили ему жизнь и девственность… Напрасно они это сделали. Они должны были убить его. Тогда бы они избавились от опасного и жестокого врага. Но воры проявили великодушие. Только пусть не ждут подобного со стороны Стаса. Уж он-то щадить никого не станет…
Глава восьмая
Суконкин почил в бозе, но его место на этом свете не могло долго оставаться вакантным. Глеб Васильевич в срочном порядке подбирал кандидатуру. Его выбор пал на бывшего начальника Управления местной промышленности. Егора Демьяновича Калиткина подсидел нынешний начальник, за которым возвышалась фигура второго секретаря горкома партии. Калиткина не только вышибли с должности, но и не предложили взамен никакой другой. Мужику и пятидесяти нет, а он уже за бортом жизни. Руководящие должности не предлагают, а работать в низовых звеньях управленческих структур он считал ниже своего достоинства. Уже год Калиткин не у дел, уже статья за тунеядство светит.
Но вот объявился благодетель, если не сказать, спаситель… Именно так Егор Демьянович воспринимал сейчас Панфилова. Прибежал к нему домой на задних лапках, сидит и смотрит ему в рот – каждое слово с жадностью ловит.