Твое нежное слово

– Я его не приобретала, если вы это имеете в виду. Я нашла его в прошлом году раненым, а когда ему стало лучше, он, кажется, решил, что ему нравится жить со мной.

– Понятно.

Почувствовав огромное облегчение от того, что ему не придется покорять змею, Саймон поставил на стол чашку, положил печенье и стал изучать Руперта с почтительного расстояния.

– Змеи меня всегда завораживали. – Он постарался сказать это так, будто во внезапном появлении опасного существа не было ничего необычного. – Они обладают поразительной силой и плавностью движений. Это коралловая змея?

– Нет, тигровая.

Саймон кивнул:

– Мне следовало догадаться по ее узору. Значит, она не так ядовита.

Это было огромным облегчением. Хотя, если память ему не изменяет, тигровые змеи в раздражении могут нанести жестокий укус.

– В юности я изучал змей, – продолжал Саймон. – Что заставило вас взять Руперта с собой?

– Он решил это за меня. Когда я укладывала вещи, он заполз в чемодан. Когда я его обнаружила, мы были уже далеко в море.

– Значит, безбилетный пассажир. – Если бы Саймон обнаружил в своем чемодане змею, то захлопнул бы крышку, выставил его из каюты и до конца путешествия обходился бы той одеждой, что была на нем. – А Оскар?

– Оскар не вынес бы жизни без меня и Зареба. Поскольку ему невозможно объяснить, что я вернусь, мне не оставалось ничего другого, как взять его с собой. Я также привезла Харриет, это серый турако. Как я полагаю, вы считаете это нелепостью, – сдержанно оборонялась Камелия. – Как и весь Лондон.

– Семьи бывают разные, и по составу и по размеру, леди Камелия. Как и моя собственная.

Камелия промолчала. Разыскивая Саймона, она, возможно, ошиблась в его возрасте, но сумела собрать детали его детства. Он, очевидно, был шотландским сиротой, которого приютили Хейдон и Женевьева Кент, маркиз и маркиза Редмонд. Хотя жизнь Саймона сложилась неплохо – он получил первоклассное образование и стал уважаемым ученым, – Камелия чувствовала, что в прежней жизни ему приходилось несладко. Раннее детство он провел в страхе и одиночестве.

Она слишком хорошо знала, что раны могут зажить, но шрамы остаются навсегда.

– Зачем вы пришли сюда? – спокойно спросила Камелия. – Вы действительно думаете, что я притворно восхищалась вашими достижениями? И что я из тех, кто способен эгоистично уничтожить все, чего вы добились таким трудом, чтобы достигнуть собственных целей?

Саймон понимал, что, высказанная вслух, эта мысль звучит ужасно. И когда ночью она пришла ему в голову, в глубине души он знал, что это невозможно. Несмотря на неудачи, было ясно, что леди Камелия – исследователь и хранитель, а не разрушитель.

– Нет.

– Тогда почему вы здесь?

Саймон продолжал изучать Руперта, избегая пристального взгляда Камелии. По правде сказать, он и сам не знал, почему здесь оказался. Всю ночь он провел в тисках ярости и отчаяния. Он мог начать все сначала. Он это знал. Женевьева и Хейдон, как всегда, не дрогнув, поддержали его, они уже предложили найти для него новый дом. Хейдон перевел на его счет в банке определенную сумму, так что он сможет купить любое оборудование и материалы, необходимые для дальнейшей работы. Препятствие было ужасным, но преодолимым. Эскизы и чертежи уничтожены, но информация достаточно четко отпечатана в его уме. Потратив время и приложив усилия, он сможет восстановить утраченное.

Зачем тогда он тратит впустую время в доме Камелии, позволяя обезьяне дергать себя за волосы и следя за передвижением чертовой змеи?

– Наверное, пытаюсь понять, почему работа всей моей жизни превратилась в груду искореженного металла и пепла, – задумчиво сказал Саймон. – Это не был несчастный случай, Камелия. Тот, кто поджег мою лабораторию, намеревался уничтожить ее и весь мой дом.

– Что заставляет вас так думать?

– Я сумел подойти достаточно близко, чтобы заглянуть н окна кухни. И увидел, что столы снова опрокинуты, все разбросано по полу. Стиральная машина разрушена, двигатель валялся на боку. Он весил больше пятисот фунтов. Его невозможно перевернуть пламенем пожара.

– Но в вашей лаборатории наверняка были взрывчатые вещества, которые вы использовали для фейерверков, – заметила Камелия. – Возможно, загоревшись, они взорвались, и сила взрыва перевернула двигатель.

– По этой самой причине я держу в доме взрывчатки не больше чем на несколько хлопушек. Несчастные случаи в юности научили меня, что с селитрой нельзя обращаться небрежно. Даже если бы весь мой запас пороха загорелся, его хватило бы лишь на оглушительный хлопок и фантастическое количество дыма. К тому же дом горел весьма странно.

– Что вы хотите этим сказать?

– Когда я добрался домой, горели спальни наверху и лаборатория, которая, как вы знаете, расположена в подвале. Но в холле и на лестнице не было огня, только дым, валивший снизу из кухни.

– Этого не может быть, – возразила Камелия. – Как могли загореться спальни, если пожар, начавшийся в кухне, еще не охватил лестницу?